Вечером меня вызвала к себе Ревекка Лазаревна, и мы с ней решали, кого мы будем отправлять к ней в первую очередь. Выбор пал на самых старших — Панфиленка, Каштелян, Леонтьева, Кузькина и Зернову. Они должны были стать первыми ласточками, улетающими из нашего детдомовского гнезда к новой жизни, чтобы получить профессию и органично войти в мир взрослых.
Ночью они уехали в Мантурово, чтобы пройти медицинскую комиссию, а потом через несколько дней ненадолго вернуться. Мы собирались устроить им проводы. Однако следующей ночью я была разбужена громкими голосами вернувшихся ребят. Они рассказали, что комиссию прошли, но об их ночевке в Мантурово никто не позаботился и, не спавши сутки, они вернулись в родные Угоры.
Когда они уезжали, я дала им на дорогу одеяла, чтобы декабрьской ночью они не замерзли на телегах. Перед тем, как завалиться спать, Панфиленок доверительно сообщил мне, что дорога была в ухабах, телегу бросало из стороны в сторону, и его одеяло, когда он заснул, где-то выпало.
— И мой хлеб, на котором спал Вовка, тоже выпал, — добавил Кузькин.
— Володя, — сказала я ему, — одеяло не могло выпасть вместе с хлебом. Скажи сразу — сменял?
Ехавшие с ним ребята подтвердили мою догадку — он действительно сменял казенное одеяло на вареную картошку, уместившуюся в карман. Приказ директора был краток: утром не давать завтрака, отправить туда, где находится одеяло, и вернуть его детскому дому. Панфиленок идти отказался, потому что у него не было валенок, а место преступления находилось в двадцати восьми километрах от Угор. Мне самой казалось немыслимым отправить его без валенок в мороз. Завтрака он утром не получил. И сидел, жалкий и голодный, отдельно от своих товарищей.
Я послала его к директору, но Ольга Александровна была непоколебима. Наступило время обеда. Панфиленок явился в столовую с тайной надеждой, что его простят. Однако и в обед картина не изменилась. Он сидел, с глазами, полными слез, смотрел на обедающих товарищей. Я увидела, что Витька Шерстюк незаметно сует ему хлеб. Решив любой ценой накормить Володю, я взяла свою порцию супа, подошла к Игорю Каверкину и сказала:
— Я выйду, а ты как бы от себя передай ему суп.
Так и сделали.
Отправив свой отряд в школу, я, договорившись с поварихой Лидой и, обязав ее хранить тайну, привела Панфиленка к ней. Лида накормила его, как она выразилась, «досеру». Все было сделано так, что казалось, никто из начальства не узнает. Каково же было мое удивление, когда через пару часов ребята из другого отряда рассказали мне всю историю со злополучным супом. Но мое удивление достигло кульминации, когда я узнала, что обо всем этом рассказал сам Панфиленок, хвастаясь: «Вот какой у нас воспитатель в отряде!» Я ожидала бури.
