— Сейчас дома. Пошли к ней.
Сашка искренне обрадовался.
Дальше пошли разговоры о ребятах: кто где, кто учится, кто в ремеслухе, кто в Ленинграде, кто пропал… Незаметно дошли до Международного проспекта, и я потянул Сашку к комиссионному магазину, где в витрине стояли два бронзовых мушкетера, прекрасно вылепленных и прочеканенных неизвестным мне мастером прошлого века. Они были в шляпах с перьями, в камзолах, плащах, ботфортах и со шпагами.
— Смотри, какая красота!
— Тебе они нравятся? — спросил Сашка.
— Еще бы!
— Давай, я тебе их куплю.
— Ты что, с ума сошел? Они же по восемьсот рублей каждый!
Сумма казалась мне неслыханно огромной. К тому времени, после долгого и мучительного оформления документов на инвалидность, я получил вторую группу и пенсию 53 рубля в месяц (через год вторую группу сняли и заменили на третью — на десятку меньше).
Однако сумма совершенно не смутила Сашку. Он вытащил из кармана штанов пухлую пачку денег, повернул к двери магазина и спокойно сказал:
— Здесь хватит. Пошли.
— Никуда я не пойду. Не дури.
— Лева! — сказал Сашка ласково. — Что ты гоношишься? Мне эти деньги легко достались. Завтра еще столько же будет. А тебе — забава.
Я дал ему понять, что если он не спрячет деньги в карман, наш визит к Мирре отменяется. Он покачал головой, запихал деньги назад и замолчал до дома. Обиделся.
Мирра встретила его радостно, обняла, усадила за стол и разговорила. От острых тем Сашка ушел, я их тоже не поднимал, и мы весь вечер проговорили о детдоме.
После этого Сашка исчез.
Прошло два года.
Я был дома. В дверь позвонили. Я открыл. На площадке стоял мужчина с суровым обветренным лицом и прищуренными недобрыми глазами.
— Сашка? — ахнул я. — Заходи!
Он не двинулся с места.
— Дома есть посторонние?
— Никого нет.
— Где Мирра Самсоновна?
— На даче с дочкой.
— Жаль. Но все равно зайду.
Он шагнул ко мне. Мы прошли в мою комнату и проговорили весь вечер. Он только что вышел из тюрьмы. Рассказывал о тюремных нравах, обычаях, отдельных эпизодах тюремной жизни. Рассказывал, как всегда, образно, ярко, с его особым, корниловским юмором. А я смотрел на него, не переставая удивляться, как он изменился: под яркой речью и шутками скрывалась тоска, настороженность и надломленность.
После этого визита он опять исчез. На этот раз навсегда.
Нина Иванова
…Не надо бить в барабаны.
Вся наша жизнь была тяжелой и прошла в жестокой борьбе за существование. Мы с большим трудом сочетали учебу с работой, которая давала нам возможность жить, — поэтому многие из нас остались недоучками.
