Он заметил: «Меня крайне заботят мысли о том, что я собираюсь съесть и когда, однако я ем немного. Также мне хочется уйти от людей, и я чувствую себя более комфортно, когда ем один. Меня заботит потеря интереса к школьным делам. Мне неуютно находиться рядом с отцом, и я предпочитаю быть в другой комнате. Я совершенно погружен в себя; я чувствую себя полностью отрезанным от мира».
Здесь мы видим постепенно развертывающееся описание не депрессии, а шизоидного состояния, утраты интереса к настоящему и будущему, утраты аппетита, ухода от людей, интровертированности, полной отрезанности от мира. Подобная реакция вызвана ситуацией столкновения с желанным, однако бросающим нас объектом (в сновидении это Хед, который не готовит для пациента никакой еды, что заставляет его самостоятельно заботиться о собственном пропитании). Хед является воплощением и его отца, на которого он жалуется, что тот никогда не был с ним рядом; и аналитика, которому он говорит: «Вы остаетесь аналитиком, вы не позволяете мне вступать с вами в теплые личные взаимоотношения, вы не хотите быть моим другом. Я хочу чего-то более личного, чем анализ». Шизоид крайне чувствителен и быстро чувствует себя ненужным, потому что всегда одинок в своем внутреннем мире.
При столкновении с этими «желанными перебежчиками» он вначале ощущает чрезвычайный голод, а затем отрицает свой голод, мало ест и отворачивается от людей до тех пор, пока не почувствует себя отрезанным от людей. Он отводит свое либидо от тех объектов, которыми не может обладать, и чувствует утрату интереса и потерю аппетита. Речь не идет о гневе и вине, как это было бы в подлинной депрессии; его отношение скорее обусловлено страхом и уходом. Следует отметить, что та ситуация, от которой он уходит во внешнем мире, дублируется в его внутреннем мире, как это видно по сновидениям.
(б) Страх «пожирания» объекта
Эта проблема часто связана с едой. Вышеописанный пациент испытывает голод, однако отвергает как пищу, так и людей. Он может есть лишь в одиночестве. Одна пациентка говорит, что всякий раз, когда приходит муж, она сразу ощущает голод и должна поесть. В действительности она ощущает голод по нему, но не осмеливается его показать. Такой же отказ от того, к чему человек слишком жадно стремится и что он готов жадно поглотить, очень ясно демонстрирует эта же пациентка в других ситуациях. Когда она пришла в гости к друзьям, ей дали стакан шерри, она сделала быстрый глоток, а затем поставила стакан на место и более к нему не прикасалась, хотя сначала у нее было чувство, что она готова осушить стакан большими глотками. Ее общее отношение к пище было отношением отвержения. У нее исчезал аппетит при виде пищи; она пробовала кусочек и отодвигала тарелку и чувствовала тошноту. Но то, что скрывалось за этим отвергающим отношением, было выражено в сновидении, в котором она без устали поедала громадное количество пищи. Она стремилась съесть как можно больше, прежде чем мать убрала блюдо у нее из-под носа. Ее отношение является инкорпоративным: нужно проглотить пищу — так никто не сможет ее отнять, потому что у нее нет уверенности, что ей дадут достаточно пищи. Ту грудь, в которой младенец уверен, он сосет с удовольствием и отпускает, когда насытится; он знает, что грудь будет доступна снова, когда он захочет есть. Та грудь, которая не появляется, когда это требуется, не приносит удовлетворения и когда младенец ее сосет, потому что она может быть отнята до насыщения потребности. Она пробуждает отчаянное ненасытное желание убедиться в ее надежности, не просто посредством ее сосания, а посредством ее проглатывания, помещения ее внутрь себя. Импульс младенца изменяется: получение от груди пищи переходит в ненасытное побуждение «заполучить внутрь всю грудь». Объект инкорпорируется. Удовлетворенный младенец сосет, сердитый и потенциально депрессивный младенец кусает, голодный и потенциально шизоидный младенец хочет проглотить грудь (вспомним случай с фантазией о пылесосе). Пациент, который сперва издавал сосательные звуки на сессиях, затем перешел к компульсивному жадному проглатыванию и тошноте.
