Картина исчезла.
Потом я нагнулась над Кареном. Он был убит чем-то тяжелым, ему размозжили затылок, а перед этим связали руки и ноги.
Странно, но при виде трупа я не испытала ужаса. Это был не Карен, умевший возбуждать и радовать меня в постели, а какой-то муляж. Окостеневший, поломанный, с темными пятнами на связанных кистях. Они выглядели, как ожоги, как будто к ним прижимали сигареты, а на полуобнаженном волосатом животе виднелся багровый след, похожий на след от утюга.
Раньше я не очень верила, читая о рэкетирах и пытках, но теперь вдруг поняла, что Карена сначала пытали, а потом убили.
Сколько же дней меня не было? Кажется, четыре. Неужели за это время никто не побывал в квартире?
На цыпочках я обошла комнату, прикидывая, что пропало, кроме картины. Фарфор был на месте, как и мои украшения. Я дотянулась рукой до вазочки-ладьи на книжном шкафу. Запонки лежали там. Потом я обратила внимание, что тайник в секретере открыт, но я в него не заглянула. Положила запонки в сумку и ушла, стараясь ни до чего не дотрагиваться, хотя мои отпечатки могли оказаться где угодно — это же была моя квартира.
На улице я перевела дух, оглянулась и пошла к автомату. Я позвонила в милицию, сообщила о трупе и быстро повесила трубку. Я не хотела встречаться с милицией. Я им не верила, да и мое отсутствие в квартире могло вызвать ненужные расспросы. А мне надо было все обдумать, понять, зачем убили Карена. И кто позарился на Шагала?
Светило солнце, я шла выпрямившись и никого не замечала, пока не налетела на Алку.
Подружка поглядела мне в лицо и потащила в кафе, где заказала по двести граммов коньяка. Она ни о чем не расспрашивала, и я сама ей сказала:
— Карен убит, а Шагал пропал.
Она несколько секунд смотрела на меня, потом закурила.
— А что говорит милиция?
— Не знаю. Я их не видела, я вызвала их потом, когда ушла из квартиры…
— А как они туда попадут?
— Я не закрыла дверь.
— Ну, сильна… А если обчистят?
— Теперь наплевать…
— Ну, сильна… Его при тебе убили?
— Я не жила там дня три, перебралась к матери, мы с ним крупно поругались…
— Интересно, прямо как в романе, — сказала Алка жизнерадостно, но я видела, что она мучительно соображает, насколько это может оказаться для нее важным.
— Квартиру он на тебя хоть перевел?
— Да. Я там прописана. Уже два года.
Мы помолчали.
— Хорошо, что ты не бросила работу. В случае чего — не тунеядка, а личная жизнь никого не касается… Ты же совершеннолетняя, самостоятельная женщина.
