Диана продолжала учиться и была очень счастлива; но однажды, — ей было тогда около пятнадцати лет — она нашла своего отца печальным и изменившимся.
— Ты болен, мой дорогой отец? — спросила она, обнимая его. — Твое лицо изменилось!
— Э! — отвечал Флошарде несколько резко, — разве ты что-нибудь смыслишь в лицах?
— Я стараюсь, папа, я делаю, что могу, — отвечала Диана, которая видела в словах отца насмешку над ее несчастной страстью к искусству.
— Ты делаешь, что можешь! — сказал Флошарде, взглянув на нее печально. — Зачем забрала ты себе в голову глупую идею быть художницей? Ты не имеешь к этому нужды, ты, которая нашла себе второго отца, более умного и более счастливого, чем первый. Ты хочешь узнать тревоги труда, когда можешь избегнуть их, зачем? Для какой цели?
— Я не могу ответить тебе, милый папа. Это делается против моей воли; но если тебе не нравятся мои попытки, я откажусь от них, как бы мне это тяжело ни было.
— Нет, нет! занимайся, делай, что хочешь, стремись к невозможному; это счастье молодости. Со временем ты узнаешь, что талант не спасает от злого рока и несчастия!
— Боже мой, ты несчастлив! — вскричала Диана, бросаясь в его объятия. — Возможно ли это? Как? Почему? Ты должен мне это сказать. Я не хочу быть счастливой, когда ты несчастлив.
— Не пугайся, — отвечал Флошарде, обнимая ее с нежностью. — Я сказал это, чтобы испытать тебя. У меня нет никакого горя, но я думал, что ты меня не любишь более, потому что… потому что я пренебрегал твоим воспитанием и вверил его другому. Ты, может быть, думаешь, что я был легкомысленным, равнодушным отцом, поступал, как ребенок.
— Нет, нет, мой отец, я тебя обожаю и никогда не думала этого. Зачем буду я так думать, Боже мой?
— Да потому, что я много раз думал то же самое. Я упрекал себя. Теперь я утешаюсь при мысли, что, если мне придется испытать несчастие, ты от этого не пострадаешь.
Диана пробовала еще расспрашивать отца; он отклонил разговор и возвратился к своей работе.
Но он был беспокоен и нетерпелив и недоволен тем, что делал. Вдруг он бросил свою кисть и сказал с досадой:
— Дело не пойдет сегодня, я испачкал полотно и чуть не разорвал его. Пойдем, прогуляемся вместе.
Когда они были готовы уйти, вошла Лора, разряженная как всегда, но тоже с расстроенным лицом.
— Как! — обратилась она к мужу, — вы уходите, тогда как вы должны отдать этот портрет сегодня вечером.
— А если я отдам его завтра? — отвечал Флошарде сухо. — Разве я раб моих заказчиков?
