Фламинио, младший сын, казался его полной противоположностью: податливый, хрупкого телосложения, нежный по характеру, почти как девушка, почтительный слуга своей матери, повиновавшийся взгляду и движению ее руки. В постоянных заботах о доме, он доставал все необходимое для семьи, надзирал за слугами, был советчиком молодых людей, любимцем юных девушек, о чьей благосклонности, однако, не особенно беспокоился, хотя вообще был приветлив в обращении с людьми. Казалось, он обратил всю свою любовь на самое младшее существо в семье, свою очаровательную сестру Витторию, или Виргинию, как ее иногда называли. Какой-нибудь незнакомец, наблюдая за, ними, мог принять его скорее за влюбленного жениха, чем за брата прелестного создания.
Виттория казалась чудом совершенства, она напоминала один из тех портретов старого времени, который восхищенный наблюдатель, однажды увидев, уже никогда не мог забыть. Едва вступив в семнадцатый год, она была почти одного роста с матерью, ее бледное лицо было окрашено только легким румянцем, который при малейшем волнении души исчезал полностью или, быстро меняясь, так странно вспыхивал, что она казалась тогда другим существом, почти не похожим на прежнее.
Ее нежно очерченный рот пламенел рубином, бесконечно радуя улыбкой или пугая гневно сжатыми губами; продолговатый, приятного изгиба нос придавал благородство ее прекрасному лицу, и черные, изящно очерченные брови подчеркивали выражение огненных глаз. Ее волосы были темными; спадая локонами на плечи, они отливали медью; когда она сидела, задумавшись, погрузив свои длинные белоснежные пальцы в кипу волос, даже Тициан{15} не мог бы пожелать лучшей модели для прекраснейшей из своих картин. Но ни Тициан, ни любой другой художник не сумели бы даже в малой степени передать взгляд, выражение и огонь ее почти черных глаз. Серьезность взора, глубокомыслие, сменяющееся приветливостью, создавали неповторимое очарование, а пламя гнева было невыносимо даже для наглеца. По милой игре природы, ее длинные ресницы были светлыми, почти белыми, при движении век они сверкали, как лучи или яркие золотые блики, которые мы иногда встречаем на древнегреческих изображениях Минервы{16}.
Хотя благоразумная мать Юлия при своих ограниченных средствах стремилась дать всем своим детям хорошее воспитание, образование и приобщить их к наукам, все же Виктория, это высшее создание, была ее любимицей, на нее мать возлагала самые честолюбивые свои надежды. Сама донна Юлия часто дивилась рано созревшему уму этого ребенка, восхищаясь памятью Виттории, хранившей все прочитанное и заученное, и в то же время радовалась таланту, которым были отмечены стихи дочери.
