— Ну и что? — неохотно ответил я. — Какая разница, с кем уходить за горизонт?
— Мы уже за горизонтом.
— В смысле? — я удивился и чуть привстал, опираясь на локоть. — Мы ведь не прибыли на свою базу.
— Ну и что? Учебка осталась за горизонтом.
Эта мысль показалась мне странноватой, но, раз уж беседа возобновилась, я решил выяснить у Паса то, что хотел:
— Слушай, а что у кухарки за прозвище? Что-то знакомое, но я все мозги наизнанку вывернул, пытаясь припомнить.
— Фильм был такой. Старый, еще двумерный. Там отряд десантников высаживается на планете, с которой утеряна связь. А консультантом у них была баба почти под два метра ростом. Капитан Рипли.
— Точно! — этой подсказки мне хватило. — Там еще были твари зубастые, кислотой плевались.
— Нет, у них вместо крови была кислота, — поправил меня Пас.
— Да. Я давно смотрел. Здешняя Рипли на артистку из того фильма даже лицом похожа.
— Есть такое. Она тебе понравилась?
— Ты что, совсем чокнулся? — я постучал себя пальцем по лбу. — Она же старая!
— По-моему, ей лет тридцать пять.
— Этого мало?
— Зато тело какое! Я и у молодых не видел таких упругих.
— У тебя легкая форма геронтофилии.
— Чего?
— Это изврат такой, когда старух трахают.
— Она не старуха, — возразил Пас.
— Ладно, давай лучше спать, — предложил я.
Пас притих. Честно говоря, первый день за чертой горизонта я представлял себе чуть иначе. Более героически, что ли. Хотелось стоять на палубе корабля и смотреть в пенные волны, а мы весь вечер прятались от «стариков». Ладно, по проселку в Атлантику не добраться, так что скоро будет и море, и волны. Надо лишь набраться терпения.
Вспомнив о «стариках», я подумал о водителе. Рано или поздно нам с ним придется столкнуться, и это меня тревожило. Я перевернулся на бок, прислонившись лбом к остывающему металлу — смотреть на звезды уже надоело. Сквозь проем люка лились убаюкивающие трели сверчков, от брони пахло машинным маслом. Через какое-то время мочевой пузырь напомнил о себе смутным беспокойством, и я решил справить малую нужду, чтобы не бегать потом среди ночи. Пас посапывал в темноте.
Я осторожно соскользнул со скамьи и шагнул в люк, стараясь не греметь подошвами ботинок по лестнице. Ночная сырость сгустилась росой, заставила воздух впитать всю горечь степной травы. Где-то вдалеке жутковато кричала ласка. Было зябко. Я соскочил в пыль и решил не отходить далеко.
Сделав свое дело, я собрался возвратиться в амфибию, но мое внимание привлекли странные звуки. Ощущение создавалось такое, будто за ближайшим холмом кто-то ищет в траве упавшие деньги — оттуда доносилось невнятное бормотание, шорох, а иногда отчетливые ругательства. Если бы голос показался мне незнакомым, я бы тихонько вернулся в амфибию, поскольку встречаться среди ночи с обкуренным «стариком» у меня не было никакого желания. Но в голосе слышался характерный булькающий присвист.
