— А зачем? — не понял Крамугас.
— Да что вы, в самом-то деле?! — рассердился чиновник. — Не маленький, небось, все сами понимать должны! Кто ваши, родители?
— Х-м-м…
За свою недолгую жизнь Крамугас уже вполне усвоил, чем можно разжалобить или даже задобрить людей, от которых в данный момент хоть как-нибудь зависишь.
— У меня нет родителей, — сказал он печально, подпуская в голос слезу. — Я с детства был лишен тепла и ласки. Меня подкинули на эту планету еще в эмбриональном состоянии. Я ничего не помню.
— Ах, вот как? В самом что ни на есть эмбриональном? Это многое меняет… Тогда — конечно, — иронически кивнул чиновник, не разжалобившись ничуть, — вам только на Цирцее-28 и место. В прессе.
Он слегка нагнулся, надавил кнопку под столом, и механический фиксатор за его спиной с громким жужжанием оттиснул в Визе: «Лодки донец».
— Ну ладно, с документами у вас, пожалуй, все в порядке, — кисло признал чиновник. — Нет проблем. Но этого так мало! Совершенно недостаточно… Ведь документ — он что? Бумажка, не подпертая идеей. А без должной дозы наущений мы не можем вас пустить. Молодой вы еще, зеленый.
— И что же прикажете делать? — тоскливо спросил Крамугас.
— Напутствие вам нужно, — пояснил чиновник с важным видом. — Подведение итогов, прочищение мозгов. Чтоб было поручительство: мол, нет претензий, можете лететь на все четыре стороны, созрели, значит, для работы в прессе — где-то там… Ведь если не созрели, то срамить нас будете, резон?
— Резон, — угрюмо, предвкушая новый пакостный подвох, согласился Крамугас. — И что теперь?
— А мы тут все продумали, до мелочей предусмотрели, так-то! — залихватски подмигнул ему чиновник. — Есть у нас один… большой специалист… Действительно — один на всю планету. Монумент! Основал Музей истории нудизма. Ну, и много еще разного… С рождения — любимый и бессменный. Рогонаставник молодежи. Некросаггва! Зачинатель всех элитных люмпен-клубов на Бетисе! В духе разъярен и славен.
— Шаман, что ли? — удивился Крамугас. — Так их когда уж всех поизвели!.. Сейчас-сейчас… Я по истории колпак имею твердый. Дату вот забыл…
— Шаман! — презрительно сказал чиновник. — Если б все такие были!.. Дудки! Это… это… Просветленный обновленец, всем учитель и вожак! Почти святой. Фигура — не хухры-мухры, не словишь! У него особая кормушка. Это надо понимать. Да вы увидите! Идите. До конца по коридору и — налево. Дверь железная, с колоколами. Там он и сидит.
И впрямь: в углу каморки раскорякою сидел амбал в фиолетово-оранжевой накидке на голое тело и, сведя глаза к переносице, пыхтя, как запрещенный паровой компьютер, отрешенно занимался делом: правою рукою он стремительно напоминал себе, что все еще мужчина, тогда как левую время от времени порывисто вскидывал наискосок над головой и так же очень быстро, но отчетливо шептал: «Всегда готов, всегда готов!..»
