Это точно. Документами подтверждено.
И — ни малейших исторических накладок, братских войн, долгов национальных, катастроф, ну, ни малейших отклонений в сторону в безудержном движенье к абсолюту.
Право, бестолково…
Для честного историографа — одна тоска: ведь никаких тебе зацепок в прошлом, никаких конфликтов в настоящем, которые рождали бы героев, впрочем, ладно бы героев — попросту незаурядных и толковых индивидов!
Приходилось, ежели приспичит, летописцев выкликать со стороны — ну, скажем, чтобы выделить этап или какую историческую вешку застолбить…
Все было хорошо, все были хорошие, как на подбор, и всем всегда было хорошо.
И не иначе.
Скука и счастливое томленье духа.
Благодать…
Вот куда прибыл и вот где вознамерился с отменным блеском потрудиться на газетной ниве Крамугас, сообразуясь с тем распределением, что было выдано ему на милом сердцу, далеком отныне Бетисе-0,5.
Звездолет, в плотных слоях атмосферы цепко перехваченный раздвижными посадочными шестами с крепкими сачками на концах, опустился неподалеку от столицы, представительного города Мовыски, и Крамугас, которому еще до вылета было со всей категоричностью предписано, во избежание возможных неурядиц с комплектованием кадров и слежением за таковыми, тотчас явиться на место новой работы, спустился по трапу, влез в первое же встречное мнемотакси и, напряженно подумавши: «В город — к главному редактору, в главную газету, да чтоб быстро и без накладок!», принялся глазеть в окно на невыразительную от сверхскорой езды серую ленту зашоссейных сооружений.
Путешествие прошло нормально, если не считать девятнадцати столкновений с встречными экипажами, тридцати наездов на нерасторопных пешеходов, шести с половиной переворотов и одиннадцати залетов в тупики.
Несколько обалделый от эдакого начала, но по-прежнему бодрый, Крамугас выскочил из мнемотакси и, беспечно помахивая дорожным кейсиком-педерасткой (по-народному — борсеткой) с разными удостоверениями личности и командировочными накладными, без проблем проник с черного хода (поскольку парадный, в силу постоянно меняющихся архитектурных направлений, так и не успели возвести) в здание редакции и тут же могучими потоками, в которых струи нисходящие (даже они!) гляделись все равно восходящими, был стремительно вознесен к апартаментам главного редактора.
Крамугас шлепнулся на пушистый ковер и некоторое время сидел, не шевелясь, ожидая, что вот сейчас его вновь куда-то понесет.
