Артур Конан Дойл | страница 43
Мистер Флуд сверх того подал пространный доклад правительству и в газеты, указывая на ту угрозу международным отношениям, какую представляют собой люди, подобные д-ру Джефсону, сообщающие в качестве достоверных факты, легко опровергаемые по многим пунктам. Прежде чем мистера Флуда посвятили в существо дела, газеты успели насладиться недоразумением. Д-ру Конан Дойлу вся эта газетная шумиха не просто услаждала слух — он услышал за ней глас своего призвания.
Он умел сочинять небылицы, которые многие принимали за чистую монету. Именно это Эдгар Аллан По проделывал в «Нью-Йорк Сан», и каждый читатель свято верил, что Гаррисон Эйнсворт с семью спутниками пересек Атлантический океан на управляемом воздушном шаре. По сознательно надувал читателей, зло над ними насмехаясь. Д-р из Саутси старался их только развлечь. Видимо, сочинитель небылиц может разбить в пух реалиста на его же поле и его же оружием, если только — если только! — умудрится ухватить верные реалии.
Так, в творческой горячке начался для него 1884 год. Увы, «я все посылал и посылал свои вещи в „Корнхилл“, а они все возвращали их мне». Но с журналом он не препирался, как однажды с Джеймсом Пейном, посетовавшим, что его короткие, рубленые фразы звучат грубовато. И был несказанно обрадован, получив приглашение на рыбный обед для авторов «Корнхилла» в ресторане «Корабль» в Гринвиче. Там он повстречал Пейна, выглядевшего проницательным и расчетливым, и художника Дю Морье, и «изможденного юношу в очках» по имени Ансти, сорвавшего лавры славы своими «Vice Versa». Зазвенели бокалы под древними закопченными сводами, и последние участники застолья доставили Ансти в сильном подпитии под своды Адельфи.
Вот она жизнь! Вот оно литературное братство!
Он начал работать над повестью под названием «Торговый дом Гердлстон». Был ли он доволен? Нет. Теперь уже только в редкие минуты работал он с воодушевлением. В глубине души он понимал, что пытается соткать полотно из чужих стилей, главным образом Диккенса и Мередита. Он работал урывками, от раза к разу, и писал как будто не он, не его «я». Между тем, получив в свое время степень бакалавра, он намеревался там же, в Эдинбурге, сдать экзамен на звание доктора медицины. Углубившись в занятия медициной в редкие свободные от врачебной практики и писательства часы, он убедился, что способен выдержать экзамен, даже не приезжая предварительно для этого в Эдинбург.
К тому факту, что на следующий год он получил-таки степень доктора медицины, прибавить нечего. И все же ему не хватало уверенности в себе. Вот сидит он на заседании Литературно-научного общества; его так и подмывает вступить в дебаты, но опасение, что он не сможет выдавить из себя ни слова на публике, приковывает его к скамье — и вся скамья, грозя опрокинуть сидящих, трясется вместе с ним, пока наконец, из глубины гортани не исторгается хриплый возглас: «Г-господин председатель!»