со свежим айраном
[9], отец медленно поднес его кo рту. То же самое проделал Солтан со своим тоббаном.
Отец взял специально поданное ему льняное полотенце и медленно обтер усы и губы. У Солтана почему-то не было такого полотенца, но он не растерялся, вытащил из черных штанов полу своей рубашки, хотел было вытереть губы ею. Но отец, еле скрывая улыбку, остановил его и сказал:
– Мать забыла, кажется, подать тебе полотенце? Пойди возьми вон там и вытрись.
Солтан так и сделал. Отец подождал, пока сын вытрется, затем поднялся и еще туже затянул свои серебряный пояс. У отца узкая талия, совсем незаметен живот.
Солтан хотел было сделать то же самое, но у него никакого пояса не было, штаны держались на крепкой тесьме, вытканной матерью из черных ниток. Поэтому Солтан просто подтянул живот, чтобы быть стройным, как отец.
Мать послала Солтана в курятник за яйцами, чтобы сварить их мужу, потому что он сегодня будет ночевать возле Гасаны и ее жеребенка.
С возрастом я становлюсь другим, слышишь, дочь Урусовых?[10]— сказал Абдул жене, когда сын вышел.
– Думаешь, не вижу? С тех пор как мальчик стал тебе подражать, ты стал, как пропессор, важный, сын Лепшоковых! Если я даже заболею, все равно не сходишь по воду, постыдишься. Не сготовишь еды, тоже стыдно: а вдругувидит кто? Не приласкаешь ни сына, ни меня – скажешь, мужчина не должен выказывать чувства. Вот какой ты есть пропессор, сын Лепшоковых! Бедный наш старший мальчик так и умер, не услышав от тебя ласкового слова. Ты только лошадям и говоришь их…
– Зато и бедный наш мальчик знал, и ты с Солтаном хорошо знаете, что я вас люблю, что в душе я говорю самые нежные слова всем вам! – ласково сказал Абдул, приподняв голову жены, нагнувшейся над кадкой, где уже шипела хмельная боза.
Длиннореснитчатые карие глаза Марзий улыбнулись Абдулу, и она снова опустила взгляд к кадке с бурлящей, бушующей бозои. Марзий достала деревянным черпаком напиток и подала мужу, говоря:
– Помнишь, я тебе говорила: как родится жеребенок, отметим это событие моей бозой? Вот и отмечай.
Абдул выпил до дна, с удовольствием почмокал.
– Она уже хмельная, тейри[11]. Вот уже голова пошла плясать, но надо, чтобы еще сильней! И тогда польются все нежности, какие я говорю мысленно… – сказал, улыбаясь, Абдул и сам снова зачерпнул черпаком бозу.
Вошел Солтан с полной шляпой яиц. Видя, что отец допивает бозу, он стал у двери. Тот удивительно нежно, с еле заметной улыбкой глянул на сына, протянул ему черпак:
