— Одним словом, — сказал наконец Чуйкин, — вы не столько просите освобождения Прасковьи Михайловой на поруки, сколько обвиняете г-жу Сухорукову в преднамеренной клевете.
— Нет, — отвечал Карл Иванович. — Я не говорю о преднамеренной клевете, а только предполагаю ошибку, торопливо и неосновательно изъявленное подозрение, притом подозрение, которое заявлено, быть может, не сообразив его важности и последствий, в минуту раздражения и гнева, вызванных внезапным уходом Веры Алексеевны Снегиной, а за ней и самой Прасковьи Михайловой.
— Однако подозрение заявлено не тотчас, в первую минуту гнева, о котором вы говорите, а день или два спустя и при обстоятельствах, которые на первый взгляд его оправдывают. Г-жа Сухорукова утверждает, что у нее похищена тысяча рублей в одной пачке из десяти сторублевых билетов, которую она временно положила в запертый ключом ящик ее письменного стола; что Прасковье Михайловой было известно, что г-жа Сухорукова иногда оставляла деньги в этом ящике; что ящик оказался запертым, но деньги из него исчезли, следовательно, были взяты при употреблении на то подобранного ключа; что деньги были еще налицо утром того дня, когда девица Снегина и Прасковья Михайлова выехали из дому; что на первых порах г-жа Сухорукова о них не вспомнила потому именно, что была поражена внезапным переездом ее племянницы к вам, но что на другой день их не оказалось; и что, наконец, в то время, когда уезжала девица Снегина, Прасковье Михайловой не следовало быть дома, потому что г-жа Сухорукова ее послала к кому-то на Покровку, а между тем она оказалась дома и вовсе не была на Покровке. Все это такие обстоятельства, которые, конечно, не говорят в пользу Прасковьи Михайловой.
— Случайное стечение этих обстоятельств все-таки не может сделать из доброй и честной девушки вора, — отвечал Крафт, который по мере продолжения разговора становился менее застенчив и при живом участии к бедной Параше решительнее входил в роль ее защитника. — Будьте уверены, господин следователь, что все разъяснится и правда возьмет верх. Но теперь я прошу только о том, чтобы вы не держали невинную девушку в какой-нибудь тюрьме с настоящими мошенниками и ворами. Освободите ее на поруки. Она не уйдет от собственного оправдания и, следовательно, от вас. Мы вам какое угодно поручительство представим.
— Вам легко говорить об отдаче на поруки, г-н Крафт, — возразил Чуйкин. — Вы не ответственны. Между тем дело важное, а я человек ответственный и подначальный. Внимание прокуратуры обращено на начатое мною следствие. Я сделал распоряжение о задержании обвиняемой ввиду статей 419 и 420 закона; я уведомил о том прокурорский надзор на основании статьи 283. В случае отдачи на поруки я должен буду, по силе статьи 284, объяснить причины освобождения из-под стражи. Таких причин я пока не вижу. Я даже еще не успел вызвать некоторых свидетелей, которых должен буду допросить по этому делу, например девицу Снегину.
