— А надолго они уезжают?
— Кажется, надолго, — ответила Вера и вышла из кабинета.
Она возвратилась в свою комнату, взглянула на стенные часы и села у окна, смотря в ту сторону, с которой следовало ожидать Леонина. Не прошло десяти минут, как к дому подъехала извозчичья карета. Сидевший на козлах курьер оглядывался, как будто желая удостовериться, что он не ошибся насчет дома, у которого ему следовало остановить карету. Она остановилась, курьер отворил дверцы, и из кареты вышел пожилой господин в статском платье, державший в одной руке трость, в другой какие-то бумаги. Вера отступила от окна, опасаясь быть замеченной, и стала прислушиваться в ожидании, что за отсутствием Алексея Петровича пожилой господин и его карета не замедлят удалиться. Но карета не трогалась с места, и из прихожей доносились до слуха Веры отрывистые звуки разговора, происходившего между приезжими и Парашей. Разговор прекратился, и Параша пришла доложить, что камергер Васильев настоятельно просит, чтобы Вера его приняла.
— Он говорит, — объясняла Параша, — что с ним бумаги, которые он желает вам вручить лично для передачи Алексею Петровичу, что он вас нисколько не задержит, но что дело спешное и что он вас убедительно просит его принять на пять минут.
Вера нерешительно смотрела на Парашу и несколько мгновений не отвечала, но потом сказала:
— Если он будет настаивать после того, как ты еще раз ему доложишь, что папа́ должен возвратиться часа через два или три, то проси его в кабинет. Нечего делать — я тогда выйду.
Параша вскоре возвратилась и сказала, что г. Васильев в кабинете Алексея Петровича.
Вера Скрепя сердце вошла в кабинет. Приехавший господин стоял посреди комнаты. Он поклонился, увидев Веру, и, обращаясь к ней на французском языке, начал с просьбы принять тысячу извинений в том, что он себе позволил ее обеспокоить.
— Я никак не решился бы на это, — продолжал он, — если б дело, которое привело меня к вам, не касалось одного из моих близких друзей и если бы оно не имело для него большой важности.
— Очень сожалею, что моего отца нет дома, — сказала Вера, несколько смешавшись и покраснев, потому что ей редко случалось говорить по-французски с кем-нибудь, кроме Леонина. — Ваше превосходительство меня не обеспокоили; я только опасаюсь, что не сумею объяснить моему отцу того, что вы мне изволите сказать по интересующему вас делу… Не угодно ли вам садиться? — Вера указала на стул, стоявший близ письменного стола, и сама, придвинув другой стул, села против места, которое должен был занять гость.
