— Я недавно была у мама́, — отвечала Вера. — Она меня просила посмотреть, спасены ли некоторые вещи, которыми она особенно дорожит.
— Прикажите мне, что вам угодно, но не оставайтесь. Я сейчас распоряжусь, а потом вас отведу.
Печерин обратился к толпе и громко крикнул:
— Кто здесь из Черного Бора? Выходите вперед!
— Мы здесь, — послышалось несколько голосов, и человек до двадцати тотчас выдвинулись из толпы.
— Хотите мне помочь? — спросил Печерин.
— Всей душой рады, Борис Алексеевич, приказывайте.
— Станьте же в ряд… Хорошо. Берите ведра; Кондратий вас поведет к пруду и поставит для передачи воды. Кто ведра не достанет — иди ко мне.
— Полагаетесь ли вы на ваших крестьян? — вполголоса спросил Печерин, обращаясь к Вере.
— Думаю, что можно положиться. Они любят мама́.
— Кто васильевские? — крикнул Печерин. — Кто хочет помочь, выходи!
— Все хотим помочь, — отвечали из толпы, и опять выделилось около двадцати человек.
— Анна Федоровна и Вера Степановна просят вас оберегать все, что из дома вынесено.
— Будем хранить, охотно будем!..
— Станьте же вокруг. Чужих в круг не пускайте. Кто из вас старший?
— Староста Кузьма, — раздалось в толпе, — выходи!
— Теперь сами попросите Кузьму поставить круг, — сказал Печерин Вере.
Вера исполнила его желание, и васильевцы двинулись за Кузьмой.
В критические минуты массы чутко познают авторитет разумной воли и охотно ему поддаются. Вера могла заметить, что с первых слов Печерина он стал общепризнанной властью. В это время к нему подошел и распоряжавшийся на пожаре конторщик, а с другой стороны показалась подъезжавшая четвертая труба, высланная Суздальцевым из Липок.
— Иван Фомич, — сказал Печерин конторщику, — позвольте мне вам прийти на помощь. Я отведу Веру Степановну к ее матушке и к вам вернусь. Мне только хотелось бы с вами наперед условиться насчет действия труб.
Печерин отвел конторщика в сторону и, вполголоса переговорив с ним, возвратился к Вере.
— Доверяете ли вы Ивану Фомичу? — спросил Печерин и, получив утвердительный ответ, громко продолжал: — Теперь не откажитесь идти со мной. Я вас доведу до дома отца Пимена и постараюсь, по крайней мере, тем успокоить Анну Федоровну, что мы оба надеемся отстоять остальную часть дома. Ваши женщины пусть здесь остаются, а когда Кондратий придет с пруда, Василиса может ему сказать, чтобы он меня здесь же дождался.
— Скажу, скажу, Борис Алексеевич, — отозвалась Василиса.
Вера ничего не отвечала и как будто машинально повиновалась, когда Печерин взял ее под руку и с ней направился к церкви, близ которой находился дом священника. Васильевская церковь отстояла от усадьбы не более как на двести с чем-нибудь шагов, и по обеим сторонам ведущей к ней дорожки виднелись освещенные пламенем кучки крестьян; из их среды Печерин несколько раз слышал сочувственные слова: «Голубушка Вера Степановна!» Между тем он успел узнать от Веры, что к Степану Петровичу послан нарочный, что пожар приписывался поджогу, что если бы не сильный ветер, то огонь не перешел бы на дом, потому что своевременно разломали галерею, и что все, что можно было наскоро вынести из дома, из него вынесено. Остальную движимость, как сам Печерин видел, продолжали торопливо выносить.
