Говард отошел к окну. Отдернул шторы и минуту-другую рассматривал запруженную гавань и высокие белые здания на фоне луны. Проследил взглядом линию горизонта нижнего Манхэттена. Прямо перед ним темнела громада отвесных утесов Бруклин-Хайтс.
— Почему они не победили? — вдруг закричал Говард. — Они же могли полностью нас уничтожить. Могли стереть нас с лица земли! Все наши богатства, вся наша мощь пред ними — ничто.
Я поежился.
— Да… так почему же ужас не распространился дальше? — спросил я.
Говард пожал плечами.
— Не знаю. Может, они обнаружили, что человеческий мозг — штука слишком банальная, с ним и возиться-то неохота. Может, мы перестали их забавлять. Может, мы им надоели. Но вполне вероятно, что их уничтожил знак, а не то так отправил их назад сквозь пространство. Думаю, они явились на Землю много миллионов лет назад — и их отпугнуло крестное знамение. И теперь, обнаружив, что мы не забыли, как знаменьем пользоваться, они в ужасе бежали прочь. Во всяком случае, за последние три недели они никак себя не проявляли. Думаю, они и впрямь ушли.
— А Генри Уэллс? — спросил я.
— Ну, его тела так и не нашли. Полагаю, твари его забрали.
— И ты всерьез намерен сделать из этого… непотребства рассказ? О господи! Все это настолько невероятно и неслыханно, что мне и самому верится с трудом. Нам это все, часом, не приснилось? Мы в самом деле были в Партридж-вилле? Мы в самом деле сидели в старом доме и обсуждали разные ужасы, пока вокруг клубился туман? Неужто мы и вправду прошли через тот богомерзкий лес? И деревья в самом деле оживали, и Генри Уэллс бегал на четвереньках как волк?
Говард молча сел и закатал рукав. И продемонстрировал мне свою худощавую руку.
— А этот шрам ты как объяснишь? — осведомился он. — Зверь, напавший на меня, оставил свои отметины — человекозверь, что когда-то был Генри Уэллсом. Сон? Да я сей же миг отрубил бы себе руку по локоть, если бы ты только сумел убедить меня, что это лишь сон.
Я отошел к окну и долго смотрел на Манхэттен. «Вот вам реальность как она есть, — думал я. — Нелепо воображать, будто что-то может ее уничтожить. Нелепо воображать, будто ужас был и впрямь настолько кошмарен, как показалось нам в Партриджвилле. Надо во что бы то ни стало отговорить Говарда писать об этом. Мы оба должны попытаться все забыть».
Я подошел к другу, положил руку ему на плечо.
— А может, ну его, этот рассказ? — мягко увещевал я.
— Ни за что! — Говард вскочил на ноги, глаза его пылали огнем. — Ты думаешь, я сдамся сейчас, когда у меня уже почти получилось? Я напишу свой рассказ, я вскрою самую суть бесформенного, бесплотного ужаса, который, однако ж, более страшен, чем зачумленный город, когда раскаты похоронного звона возвещают конец надежде. Я превзойду самого Эдгара По! Я превзойду всех великих мастеров!
