Она говорила властно, непререкаемым, не допускающим возражений тоном.
— О нем я ничего не знаю. Известно только, что действительно работает в мастерских, — искренне сознавая свою оплошность, признался Волох. — Хотя и ее, честно говоря, также знаю очень мало.
— Вон как… — Илона с трудом сдерживала негодование. — «Очень мало»! И очень жаль, товарищ ответственный!
— О ней хорошо отзываются. — Волоху не хотелось принимать всерьез намек Илоны. — Исключили, например, за то, что собственными руками сорвала со стены портрет королевы Марии… А потом еще убежала из дому, поскольку родители — состоятельные люди. Так, по крайней мере, говорят.
— Говорят, говорят! — Она слегка повернулась к Волоху, хотя ни разу за все время разговора не подняла на него глаза. — Убежала из дому! Ну и что же? Только поэтому тащить ее на подпольный инструктаж? Более подходящего места не нашлось? Тут же не пансион для состоятельных барышень!
Волох не ответил.
— Найдешь меня на контрольной явке, — обронила она в заключение. — Но только после того, как основательно разберешься в этой истории и, разумеется, примешь соответствующие меры.
— Но когда именно? — взволнованно спросил он и даже слегка подался вперед, пытаясь заглянуть Илоне в глаза.
— В одну из намеченных встреч, — жестко ответила она, рассеянно скользя глазами поверх голов. — После того, как выяснишь, в чем дело. Тогда и доложишь…
— Где? Какого числа? — снова спросил он, невольно понизив голос.
— Я уже сказала: в одну из контрольных встреч, — ответила она на ходу и направилась к выходу.
Точного ответа Волох так и не дождался.
И тут на пороге поднялась возня. Гаврилэ с силой открыл входную дверь, стараясь заслонить комнату своей широкой спиной, и увидел незнакомого человека, пытавшегося ворваться в дом, как будто его подталкивал в спину ураганной силы ветер, свирепствовавший за стенами. Это был рослый мужчина, плотно закутанный в баранью шубу, так что можно было различить только запорошенную снегом бороду да крестьянскую кушму, надвинутую по самые брови.
Тудораке Хобоцел слегка приподнял свечу, и от этого кудрявые колечки на бороде незнакомца заискрились легкой серебристой изморозью. Из‑под мохнатых бровей сосредоточенно глядели большие серые глаза.
Илона бросилась ему навстречу — невысокая, хрупкая — точно добрая, ласковая дочь, наконец‑то дождавшаяся отца, долго не приходившего домой. «Ты здоров? Цел и невредим?»
— Собирайся, пора… — прошептал человек с порога, и эти слова, казалось, были согреты его дыханием, слетавшим густыми клубами с губ. — Меня срочно вызывают… в штаб…
