Кажется, случайный выстрел попал в цель, ему удалось задеть кельта за живое. На миг осунувшееся лицо сделалось прежним — оживленным, деятельным — но краткая вспышка живости тут же сменилась прежней апатией.
— Я не знаю, — рассеянно пробормотал Мак-Лауд. — Извини, я веду себя как последнее дерьмо, да только теперь все едино. Даже если я выкарабкаюсь, нам больше не ходить одними дорогами. Прошлой ночью случилось кое-что… кое-что скверное. И оно напугало меня.
— Все пугаются, — осторожно заикнулся Франческо. — Таково свойство человеческой натуры…
— Не моей, — равнодушно отрезал кельт. — Вернее, так я считал до вчерашней ночи. Мне убедительно доказали, что я заблуждаюсь. Урок оказался… довольно мерзким. Я понял две вещи: я испуган, и мое место — здесь. В Ренне.
— А как же мы? — Франческо не узнал своего голоса, так жалобно и тоскливо он прозвучал. — Неужели вы и вправду хотите оставить нас?
Мак-Лауд закрыл глаза, отгородившись стеной молчания. Однако, когда Франческо почти бесшумно поднялся на ноги, безучастно спросил: — Уходишь?
— Никуда я не ухожу, — на сей раз молодому итальянцу отлично удалась сварливая интонация. — Просто собираюсь кое-что сделать, и, между прочим, для вас, мессир Дугал, — он перевел дух, решаясь высказать то, что накопилось в его душе, горело на кончике языка, стремясь обратиться словами. Никогда раньше он не позволял себе вслух осуждать чужие поступки и нравы, справедливо полагая это занятие небезопасным. — Вы хороший человек, но ваша гордость скоро перерастет в гордыню. Я могу только догадываться о том, чем вы занимались минувшей ночью, кого узрели и почему вернулись в таком прискорбном виде, однако даже я в силах понять очень простую вещь. Вы всего лишь узнали, что способны бояться. Также, как все создания Божьи. Это запоздалое открытие грызет вас сильнее любой боли. Вы, подобно господам Ренна, полагаете, будто вам дано нечто, чего нет у прочих. У них есть Книга и замок, у вас — ваши секреты, ваше умение драться и стремление выделяться среди других людей. Гордыня не доведет вас до добра. Я не говорю, что вы должны со смирением нести крест свой, я об ином. О том, что вы не имеет права покорно сдаться на неведомо чью милость.
Он выскочил из комнаты прежде, чем донельзя удивленный отповедью кельт успел что-либо ответить, бросившись торопливо перетряхивать свой скарб. В ушах звенело от собственных дерзких слов, Франческо уже начал корить себя за допущенную горячность и несправедливо нанесенную обиду. Человек в беде, человек запутался, а он вместо поддержки наговорил ему кучу гадостей. Будь мессир Дугал во здравии — сложил бы болтуна вчетверо или высмеял так, чтоб не скоро забылось. А ведь ему нравился шотландец, циничный, сметливый, никогда не унывающий, любящий прихвастнуть, «меч по найму», как он частенько себя именовал. Что должно было произойти за несколько часов его пребывания вне замка, чтобы обратить былое отважное сердце в бледную тень самого себя?
