Нет, так просто я сдаваться не намерена. И я все сделаю сама! Без папы и Ильи.
И тут – я не поверила своим глазам – на дисплее телефона, под приятное мурлыканье сигнала, появился портрет папы. Он позвонил мне ровно тогда, когда я о нем подумала. Когда решила для себя, что не стану отвлекать его от работы и тем более пугать его, что я – его дочь, а потому все же, наверное, унаследовала кое-какие черты его характера.
– Па? Привет! – Мне показалось, что лицо мое свело судорогой, и я, сдерживая слезы, защебетала: – Знаешь, здесь зима такая мягкая… Все ходят в костюмчиках, легких курточках…
– Грета, как дела? Ты давно не звонила. Не писала. Мы с Ильей переживаем. Это хорошо, что ты сейчас скупаешь недвижимость, поверь мне, в Болгарии она скоро поднимется в цене. Вот переживем кризис – и купим часть побережья в районе Созопола. Я знаю также, что англичане, уставшие от своих дождей и туманов, тоже скупают домишки в деревнях. Но меня интересует другая сторона твоей жизни… – Голос его звучал встревоженно, но был по-прежнему мягким, родным. – Ты счастлива?
– Да, папа… – промямлила я, не найдя в себе сил ответить бойко, весело, как и подобает влюбленной и любимой новобрачной.
– Понятно. Грета, ты знаешь, я никогда не давил на тебя, ты всегда шла своей дорогой. Но твой Джорджи – бездельник и бабник! Я навел справки. Вот не хотел этого делать, но все равно – не выдержал. Возможно, тебе об этом больно слушать, но два года тому назад он жил с одной французской подданной, ее звали Мари Аньес, она была старше его почти на пятнадцать лет… Так вот. Он прожил с ней в Тулузе около полугода, обобрал ее до нитки и исчез, бросив ее беременной. Это в ее-то возрасте! Еще. У тебя есть свекровь. В свое время на нее было заведено уголовное дело, ее подозревали в убийстве ее мужа…
Я, слушая папин голос, ловила себя на мысли, что подобная информация обычно «подается» в конце какого-нибудь криминального романа, главной героиней которого я сейчас и являлась. А тут – полное разрушение конструкции сюжета! И мне, как незыблемую данность, преподносят на блюдечке преступницу – свекровь.
– И что, это действительно она его убила? Кажется, он умер на операционном столе. Не знаю, чем он болел.
– Она была признана душевнобольной, провела восемь месяцев в психиатрической клинике, после чего ее отпустили. Вроде бы она поправилась, – сказал он.
– И ты, зная обо всем этом, молчал?!
– Я узнал все это всего лишь пятнадцать минут тому назад. Пока тебе дозвонился… – словно оправдывался мой папа. Я была потрясена. – А раньше я не занимался этим вопросом потому, что мне и в голову не могло прийти, что ты, ты – моя дочь, – можешь вляпаться в такое… семейство!
