Повзрослев, мальчик уже не говорил, что будет богатырем. Но твердо верил в свои силы, чтобы стать настоящим рудознатцем, искать дороги к тем подземным богатырям, о которых мечтал отец и которые одни укажут путь к правильной человеческой жизни.
В четырех километрах от Фроловского, в Турьинске, на средства Богословского горного округа было основано горное училище. Промышленная компания воспитывала в этом училище своих техников. Константин Серов, отличавшийся успехами, был принят в эту кузницу горных мастеров. С тех пор немало горных дорог и бездорожий, логов и берегов золотоносных уральских речек исходил молодой разведчик.
…Об отце своем, рудокопе, гордившемся тем, что перевалил тридцатилетний шахтерский век — на три-то годика! — о постоянной мучительной борьбе за кусок хлеба, за кроху школьных знаний, вспоминал сейчас молодой штейгер, стоя на пороге дома ранним весенним утром.
Ночь на 20 марта (по старому стилю) была вьюжной. Мороз перехватил брызнувшие накануне первые слезы капели и сковал их, одев крыши поселка в блестящий серебряный убор. Редкие домики поселка стояли тихо, еще люди спали, и все вокруг казалось заколдованным миром — ни звука, ни шелеста, ни единого движения.
И вдруг в доме раздались крики — не страшные, не пугающие, как в первую минуту послышалось Константину, а полные радости: «Мальчик!.. Мальчик!..»
Константин ринулся в дом, но дорогу ему загородила бабушка-повитуха.
— Нельзя, батюшка, нельзя. Потерпи чуток. Ну, да с сыном вас, Константин Терентьевич!
— А кричали почему? Как Люба?
— Да как не кричать — с радости-то. Молодец родился, богатырь. Крупный, здоровый, полный да белый, да сам кричит громче всех. Ты послушай… Только не заходи, батюшка. Ничего, ничего, Любушка вам кланяется.
Вытолкнув его легоньким толчком, она закрыла дверь. Константин успел услышать здоровый крик ребенка. Может, показалось? У него все кружилось и гудело в голове. Сын! Хороший, здоровый сын! И Любушка в полном порядке, слава богу!
Только что обуревавшие его тяжкие воспоминания и тревога за жизнь Любы и новорожденного сменились таким полным чувством счастья, что он в растерянности осмотрелся кругом. И будто весь поселок ожил: задымили трубы, на отдаленных порогах появились женщины, издали махали ему руками, кричали, спрашивали, смеялись. Тяжело пролетела старая ворона, но крикнул-то раньше ее во дворе горластый петух, известный своим боевым нравом. Серов невольно рассмеялся сквозь выступившие на глаза слезы.
