Проскочили центр их крохотного городка без приключений, две единственные живые души в этот полночный час. Промчались по дороге одна за другой две машины без габариток и, как показалось Егору, без номеров, просвистели мимо и сгинули сразу за светофором центрального перекрестка. Дальше места пошли глухие, темные и неприятные: многоэтажки сменили старые, барачного типа двухэтажные длинные дома, среди которых попадались и деревянные, в их окнах кое-где горел свет, слышались приглушенные голоса и музыка. Подошли ближе, и пьяные голоса зазвучали отчетливее, где-то пара бурно выясняла отношения, где-то дело катилось к драке. То еще местечко, Егор почувствовал, как Вика напряглась, принялась озираться, у нее с головы слетел капюшон, девушка оступилась, едва не свалилась вновь, но Егор поддержал ее. Сам-то он не волновался и даже что-то вроде облегчения почувствовал, когда свернули с освещенной улицы — здесь беглецов не найти, даже если очень постараться, за каждым поворотом множество ходов-выходов открывается, и Егор их за время работы на «Скорой» успел изучить, как линии своей руки.
— Спокойно, — сказал он, останавливаясь, чтобы сделать передышку, — тут никого бояться не надо. И осталось немного, мы скоро придем.
— Куда придем? — голос у Вики дрогнул, зубы отчетливо лязгнули. Отлично, просто отлично, ее форменным образом колотит от холода, ей сейчас не хватало только простудиться и заболеть. Тут не идти — бегом бежать надо, а какое там бежать, если она ноги еле передвигает.
— У меня дача за городом. — Егор снял шапку и бесцеремонно нахлобучил ее Вике на голову чуть ли не до самых глаз, накинул сверху капюшон. Девушка поправила «обновку», шагнула вперед и немедленно поскользнулась на невидимой в темноте колдобине, неловко взмахнула руками и плюхнулась на снег. Егор помог ей подняться, обхватил за талию и потащил, как придется, по разбитой дороге, по обледеневшему тротуару дальше, к тупику, за которым уже высилась в ночи освещенная железнодорожная насыпь.
Поднялись кое-как, Егор повел Вику через рельсы, заторопился, услышав гудок тепловоза. Проскочили благополучно и так же благополучно в обнимку съехали по мерзлому гравию вниз. Что-то подозрительно хрустнуло, Вика вскрикнула, и Егору аж жарко стало — еще не хватало, чтобы она ногу сломала. Но обошлось, это треснул каблук, Вика аккуратно наступила на него, покачалась и заявила:
— Выдержит. Наверное. Пошли.
И осталась на месте, замялась у тропинки, что уводила в лес из сухих стеблей полыни, крапивы и борщевика. Пустырь, бывший когда-то ухоженным полем, где росла картошка и подсолнухи, простирался на три стороны света сразу, тропинки разбегались, и идти отсюда можно было куда глаза глядят. Егор шагнул влево, Вика пошла следом, осторожно шла, оступалась, но больше не падала — тропинку замело снегом, подошвы не скользили, и дальше дело пошло на лад. Пустырь пересекли за каких-то полчаса (обычно Егор пробегал его вдвое быстрее), и началось снова-здорово. Тропинка вывела на проселок, Егор шел по колее, держал Вику за руку, та, как могла, ковыляла рядом. Дорога шла по открытому месту, немедленно налетел ветер, Вика ежилась и поджимала дрожащие губы, пошел снег, мелкий, колючий, он сыпался, разумеется, в лицо и застилал дорогу. Минут через десять впереди показались покрытые снегом крыши крайних домов дачного поселка, Егор облегченно выдохнул и перекинул Викину сумку на другое плечо. Все, пришли, слава тебе, здесь их сам черт не найдет, если только по следам отыщет. А следы-то уже свежим снежком заметает — Егор оглянулся, отметил, что да, заметает, причем буквально, точно и не шли они тут минуту назад, а на крыльях пролетели. Оглянулся и — врезался на ходу Вике в спину, едва не сшиб девушку, обхватил, прижал к себе и почувствовал, как та дрожит.
