На месте все шло по обычному сценарию, врач с фельдшерицей, сориентировавшись на местности, быстро нашли подъезд и ушли. О том, что и сам он проживает поблизости, но этажом ниже, Егор им говорить не стал. Выждал ровно минуту после их ухода, закрыл машину и побежал к бабкиной квартире. Постоял на площадке, прислушиваясь к звукам, осторожно потянул на себя дверь. Даже если бы та и скрипнула, никто бы не услышал — голос хозяйки раздавался из комнаты, и, судя по ее словам, бабка успешно разыгрывала умирающую. Фельдшер и врач допрашивали старуху, а та дрожащим фальцетом жаловалась и на голову, и на сердце, и на хрипы в груди, и на соседей сверху, что вторую ночь спать не дают, и на кошек, что орут под окнами, помянула недобрым словом цены на хлеб, лекарства и коммуналку. Врач терпеливо и упорно возвращала бабкину мысль обратно, к симптомам «инфаркта», Егор прокрался по коридору, проскочил освещенный проем и оказался в кухне бабкиной «однушки». Шагнул в пахнущую макаронами и корвалолом темноту, осмотрелся.
Вика сидела за холодильником так тихо, точно и не дышала, сжалась на старом стуле и комкала в руках кухонное полотенце. Увидела Егора, чуть шевельнулась, и только: ни слез, ни торопливых оправданий — ничего, словно и сказать ей вообще нечего. Ждать времени не было, Егор подошел к девушке, постоял, глядя сверху вниз, приглядываясь и соображая на ходу: что-то тут было не то. Что именно, понять не успел, да особо и не старался, решив выяснить несущественную странность потом, и тут Вика подняла голову.
Не зря она отсиживалась за холодильником, место выбрала темное, укромное, но и в этот уголок проникал слабый, косой свет уличного фонаря, и этого было достаточно. Видна ссадина щеке, длинная, свежая, наверное, и кровь шла, но уже остановилась, и нижняя губа то ли прикушена, то ли разбита. И с волосами что-то не то, но пока не до них.
— Кто? — тихо спросил Егор. — Кто это был? Когда, как…
Вика намотала полотенце на руку, сжала пальцы и принялась разматывать клетчатую ткань. Психует, понятное дело, и говорить не хочет или тяжело ей, что объяснимо. Вздохнула, отвернулась и проговорила в стенку:
— Их двое было. Один плотный, рожа широкая, плоская, брови рыжие и зубы желтые, а другой тощий, невысокий, и глаз у него дергался. Они на темной машине подъехали, я ее поздно заметила. Выскочили, попытались меня в машину затащить, но мимо люди шли, кто-то орать начал. Те то ли испугались, то ли передумали, тот, с глазом, ударил меня по лицу и вырвал сумку. Все.
