Егор нашарил рядом с собой мобильник, нажал первую попавшуюся кнопку, глянул на экран. Второй час ночи, времени впереди еще полно, и выспаться можно, и придумать, что со всем этим теперь делать. А чтобы никто не отвлекал, надо нажать вот сюда…
Телефон тихонько пискнул, экран моргнул и погас, Егор положил выключенный мобильник в Викину сумку и лег, закутался в одеяло. Недавний монолог сам собой возник в голове, завертелся по кругу от первой до последней фразы, от сказанного было смешно и жутко одновременно. Смешно от того, что словно на два десятка лет назад перенесло, в славные девяностые, в те годы четкие пацаны только так и изъяснялись, не дословно, понятное дело, но суть не пострадала. Простой алгоритм «если — то» сбоев и через годы не давал, вынуждая затравленный объект выбирать один из двух предложенных, одинаково невыгодных для него вариантов. А жутко потому, что и в те незабвенные годы слово и дело во времени не расходились. Сказано — сутки, значит — сутки, интересно, с какого момента у них отсчет пошел? От звонка или от пожара в машине? Но звонивший не уточнил, посему будем считать, что от его насыщенного монолога, на этом пока и остановимся, а там поглядим.
В терапии пахло лекарствами, едой и неистребимой хлоркой. Откуда она тут бралась — уму непостижимо, новое поколение завхозов и санитарок давно перешло на новые, совершенные и ароматные средства дезинфекции, а вот поди ж ты: воняло, как и десять, и двадцать лет назад, когда сам, еще школьником, с приступом аппендицита тут две недели пролежал. Запах начинался уже внизу, у гардероба, крепчал на лестнице и преследовал Егора до пятой палаты, куда еще утром из реанимации перевели Вику.
— Полчаса у тебя, — категорично заявила медсестра на посту, — Рябцева еще под наблюдением, давление низкое, час назад тошнило. Так что говорить тихо и только о приятном, не волновать и все такое. Время пошло.
Она показала Егору в сторону белой двери в самом конце коридора и потянулась к зазвонившему телефону. Егор неторопливо пошел по волнистому потертому линолеуму и прикидывал на ходу, как быть дальше. Согласно новой вводной говорить с Викой он мог только о погоде, цене на нефть, что сегодня так удачно скакнула вверх сразу на несколько пунктов, о котиках и прочей к делу не относящейся ерунде. И ни в коем случае не упоминать о вчерашнем происшествии, и уж подавно — о ночном звонке. Противоречия раздирали его вплоть до самой двери в пятую палату: облезлой, со старой пластмассовой ручкой и замазанной белой краской замочной скважиной. Егор осторожно взялся за эту ручку, постоял так несколько мгновений и отшатнулся — из палаты вышла бабка в теплом байковом халате с лохматым платком на плечах, прошаркала мимо безразмерными тапками, подозрительно глянула на Егора и куда-то ускреблась по коридору. Дверь осталась нараспашку, отступать было некуда: на него из палаты смотрели еще четверо, все тетеньки в летах, седые, измученные жизнью и болячками, смотрели с любопытством и недоверием одновременно, гадая, к кому бы пожаловал этот гость.
