Солдат вырвал суму из рук Сенби и ссыпал монеты назад.
— Она умрет сегодня вечером! А завтра вечером ты будешь ждать меня здесь с остальными деньгами, иначе в полночь крокодилы перекусят твоими внутренностями, ты, грязное жирное чучело…
— Договорились, — произнес Сенби и, улыбаясь, пошел в направлении дворца.
Пусть этот греческий пес говорит все, что угодно! Да, Сенби придет на место встречи в назначенное время, но придет не один. Ее величество велела, чтобы все концы были спрятаны. Он, Сенби, существенно пополнит свои доходы серебряными драхмами, а убийца той женщины никогда уже не сможет выболтать ничьих имен.
Майет вскрикнула, когда черная тень склонилась над ней. Широко раскрыв глаза, но по-прежнему ничего не видя, перед собой, она села на ложе и вытянула руки, защищаясь. Но от чего? Дрожь охватила ее. Ее сердце отчаянно билось. Ей, казалось, что оно вот-вот разорвется.
Хватая ртом воздух, она встала с широкого ложа и прислушалась. Вокруг стояла тишина. Она ничего не слышала, кроме, биения своего пульса. Она протянула руку к сосуду с водой, стоявшему у ложа. Во рту было сухо, а шелковая туника стала влажной от пота.
Может, это был кошмар? Ей приснился страшный сон? То, что ей только что снилось, смешалось и стало неясным и нереальным, как невидимый убийца, от которого она оборонялась. Что же ее так напугало?
Она изо всех сил прислушивалась, но ничего не происходило. До нее не доносилось ни звука. Она поднесла стакан к губам и вдруг вспомнила предупреждение Геспер «Ешьте только то, что приношу я». Значило ли это, что вода могла быть отравлена? А вдруг Геспер замышляла что-то недоброе? Могла ли она доверять ей?
Майет поставила стакан на столик и села на ложе, пытаясь унять дрожь. В ее голове стало возникать видение из сна. Ребенок. Маленький мальчик. Может, это она вспомнила маленького Лина? Она услышала его первый крик. Вокруг бы кровь… Он родился… Значит, она вспомнила его рождение?
Все было так реально! Она чувствовала, как держит его на руках, помнила, как счастье переполняло ее. Но было еще что-то… печаль? Нет, не печаль, а горе и сильный страх. Но перед чем? Конечно, рождение сына должно было быть счастливейшим моментом ее жизни. Ребенок был здоровым, крепким. Она видела круглое личико, маленькие ручки, голубые глаза.
Но Лин умер. Ее сын мертв. Так сказал Птолемей. В ее памяти возникли слова, которые она, казалось, слышала ранее. Только когда я дотронусь до его холодного тела и сама закрою ему глаза, только тогда я поверю.
