— Здравствуйте, Афанасий Павлантьевич. Разрешите…
Я хотел, поздоровавшись, поздравить его и дивизию, но Белобородов прервал на полуслове:
— Здравствуй! Уже знаешь?
Он пожал мне руку с каким-то особым оживлением.
— Что знаю? Насчет знамени?
Генерал расхохотался. Он любил смеяться громко, от души. Посмеивался и полковник Федюнькин. Почему-то улыбался и связист. Белобородов хохотал всего лишь несколько секунд. Потом резко, без перехода, перестал, словно отрезал.
— Вручение знамени отложено, — сказал он.
— Тогда почему же?… Почему вы все здесь такие веселые?
— Обожди немного. Скоро будем с тобой чай пить, тогда и расскажу. А сейчас тут мои орлы собрались. Сейчас у меня горячие минутки.
Круто повернувшись, он ушел к себе.
«Какой быстрый», — мелькнуло у меня. Движения и жесты Белобородова казались слишком стремительными для его плотной фигуры.
Вслед за генералом ушел и полковник.
За ними закрылась дверь. Я остался у полевого телефона.
Дверь иногда раскрывалась, входили и выходили командиры, тогда до меня долетали отдельные слова и фразы.
Впрочем, и через закрытую дверь я порой слышал голос генерала: не только в гневе, в споре, но и в минуты радости он любил говорить громко.
До меня доносилось: «Заруби себе — глубже обходить!», «Тогда здесь вот они дрогнут!», «И гони, гони — не слезай с хвоста!»
А у телефона меж тем происходило следующее.
Из комнаты, где генерал разговаривал с командиром, вышел майор Герасимов, начальник связи дивизии. Он вынул карманные часы, положил на стол, взял трубку и вызвал заместителя.
— Говорит Герасимов. Достаньте ваши часы. Есть? Поставьте девятнадцать двадцать две минуты. Есть? Произведите проверку часовво всех частях, чтобы везде часы были поставлены по вашим.
Майор вернулся к генералу.
Через несколько минут к телефону вышел полковник Федюнькин.
— Дайте «Кедр». Алексей? Как ты себя чувствуешь на завтра? Не плохо? Ты за что голосуешь — за шестерку или за девятку? Не понимаешь? Шестерка или девятка — вспомни. Понял? За шестерку? Хорошо. Дайте «Клен». Николай? Ну, как ты — за шестерку или за девятку? Шестерка? Хорошо. Завтра поможем тебе капустой. Это мы им учиним. Этим мы тебя обеспечим.
Полковник ушел.
Дежурный телефонист подмигнул мне и сказал:
— Все говорим под титлами… Капуста, картошка, огурцы. Всего завтра он у нас покушает.
Дверь из комнаты снова открылась, показались знакомые лица — командир одного из полков 9-й гвардейской подполковник Суханов и комиссар полка Кондратенко. Мы поздоровались. Суханов, как всегда, выглядел флегматичным и даже несколько вялым; он не изменился за две недели напряженных боев; лицо с рыжеватыми бровями казалось, как и раньше, слегка оплывшим. В Суханове не было ничего героического, а между тем я знал, какое поразительное хладнокровие и мужество проявляет этот человек в самые страшные моменты.
