— Это от сенной лихорадки, болван. — Она вывернулась из моих рук. — Правильно говорят: бывших копов не бывает. Могу я забрать свое лекарство? Да что же это такое?! Я у вас и проститутка, и наркоманка. Не много ли обвинений для меня одной? Как вам удалось жениться? Может, приворожили?
Забавно: Мириам говорила что-то в этом роде. После нашей близости меня клонило в сон, а она становилась разговорчивой.
«Скажи, в чем твой секрет, Бирс? Приворот?»
Секрета ей я так и не открыл.
Я посмотрел на ярлычок и открыл флакон. Он был до середины наполнен белыми безобидными на вид пилюлями. «Должно быть что-то, — подумал я. — Настоящая причина».
— Спасибо за яблоко, — сказала она, отвела назад руку и швырнула огрызок так далеко, как смогла.
Огрызок мелькнул в ярком свете прожектора, перелетел через высокую стену и упал за бывшим складом. Хороший бросок. Мощный.
— Вы правы. Мне лучше уйти.
— Это Стэплтон дал вам запись Хорнсби? Ту, что вы поставили в спальне.
— Так это был он? У стариков встречаются неплохие мелодии.
Я заморгал.
— Какие старики? Это восьмидесятые годы. Начало восьмидесятых. Все это время я сидел в одиночной камере, и ничего другого у меня не было.
Элис облизнула губы, не решаясь сказать то, что было у нее на уме.
— Бирс, это старая музыка. И вы старый.
Я взглянул на свои руки. Оглядел себя.
— Я ничуть не изменился. И не чувствую, что стал другим.
— О'кей, — согласилась она. — Вы не изменились, изменился мир, что одно и то же.
— Он попросил вас присматривать за мной?
— Нет.
— А о чем он вас попросил?
— Ни о чем. Я же сказала. Он хотел, чтобы вы почувствовали себя счастливым. Вот и все.
— И что же, за такую сумму вы соглашаетесь провести ночь с человеком, осужденным за убийство собственной жены и ребенка? В доме, где, как полагают, он и совершил это преступление?
Она покраснела.
— Что до платья, то это была моя идея. Я уже извинилась. Иногда… — Она скривилась. — Послушайте. Физический контакт — самый легкий способ общения с большинством мужчин. Так можно избежать неловких вопросов. Это все равно что поздороваться.
Я искренне рассмеялся, и даже сам удивился неожиданности этого.
— Для того чтобы поздороваться, есть множество способов.
Она смотрела на меня с тревогой.
— Двадцать три года? — спросила она.
— Плюс сорок семь дней, — уточнил я. — И просто, для вашего сведения, я не попадаю и никогда не попадал в категорию «большинства мужчин».
— О боже, да вам еще столько нужно узнать! Вы сказали, что не убивали их.
