P.S. Возникло несогласие между графами Собеским и Потовским относительно конфедератов. Опасаются разрыва. Люцила тоскует, чем я не недовольна, но не знаю почему.
Варшава, 15 октября 1769 г.
Уже несколько времени я с печалью слежу за спорами наших отцов по вопросу о конфедератах. Уже они породили охлаждение между нашими семьями, день нашего соединения отсрочен, я не могу тебя видеть так часто, как бы желал, и трепещу, чтобы в заключение это несогласие во взглядах не имело печальных последствий для нашего счастья.
Увы! Мы, может быть, близки к минуте, когда нас разлучат на веки.
Дорогая Люцила, предупредим неразрывными узами роковой удар, которым угрожает нам судьба. Приди, душа моей жизни, приди, предстань пред алтарем Гименея, и пусть соединять нас сладостные узы. Еще решение судьбы у нас в руках: допустим ли произнести его бесповоротно?
О, Люцила, выслушай послушно твоего милого. Сдайся его горячей мольбе, открой душу самому сладостному из чувств и берегись противиться самому могущественному из богов, желающему увенчать наше счастье.
Новая улица, 27 октября 1769 г.
Твои опасение лишь увеличивают мои и окончательно приносят смерть в мое сердце. Но как следовать твоим советам?
Не будучи нравственным уродом, дочь не может таким образом предупредить отказ ее родителей. Это противно богами, пока творцы моих дней не согласятся на наш союз.
Если бы мне надо было спросить об этом только мое сердце, боги знают, дорогой Густав, как давно я уже была бы твоей.
Улица Бресси, 26 октября 1769 г.
То, чего я опасался, наконец случилось!
Наши семьи разошлись; ничто не может их примирить. Ты от меня ускользаешь. Я не могу перенести этого несчастия; мое сердце разрывается от горя.
Ах, Люцила, отчего ты не последовала моему совету!
Новая ул., 29 декабря 1769 г.
Я уже касался предмета моих желаний: должен был соединиться с Люцилою. Она преисполнена дарами счастья, молодости, красоты, добродетели, и все, кто ее знает, завидовали уже моей судьбе. Чего не доставало для моего счастья? День брака был установлен, я ждал супругу под раззолоченный кров. Уже страсть представляла мне во всем блеске ее соблазнительный прелести, и мое сердце, упоенное радостью, предавалось своим восторгам.
Но в то время, как наслаждение представлялось моему воображению в самом привлекательном образе, судьба уже глухо грозила моему счастью.' Разгорающийся повсюду раздор проник и в недра наших семей; он вырвал у меня мою повелительницу.
