Нет никакого сомнения в том, что именно вкладывали монго в понятие «член племени». Татуировка англичанина, который случайно появился среди дикарей, показывает уважение, испытываемое примитивным человеком к процессу нанесения племенного знака на тело. Шрамы — это своеобразная эмблема уз дружбы, которую соплеменники испытывали друг к другу.
В 1816 г. Джон Рузерфорд попал в плен к маори и был татуирован знаками мокко на лице и туловище от бедер до коленей. После завершения этой весьма болезненной процедуры он приспособился к жизни в племени, почувствовал себя как дома и даже женился на двух высокородных девушках маори. Устав от домашних обязанностей, он сумел сбежать и в 1828 г. появился в Лондоне. Аналогичные испытания выпали на долю Джеймса Каддела, который оказался единственным выжившим с корабля «Сидней-Коув». Матрос не стал жертвой каннибализма, поскольку случайно коснулся циновки великого вождя — этот акт сделал его своим в племени. Каддел быстро освоился, стал знатным человеком, возглавлял боевые вылазки и даже позволил нанести себе на тело мокко-тату.
М. Боссу рассказывает подробности о том, как его приняли в племя индейцев реки Арканзас, которые сделали ему татуировку косули на бедре. После выполнения операции все танцевали и кричали от радости, приветствуя нового члена своего сообщества. Была выкурена трубка мира, и М. Боссу было сказано, что все союзники племени будут приветствовать его как брата, если он покажет свое тату — один из знаков воина или вождя.
Иногда исследователи становились свидетелями ритуалов, означавших идентификацию новорожденного ребенка с племенем. Например, в возрасте пяти дней ребенку из клана оленя племени омаха рисуют красные точки на спине, чтобы он был похож на олененка, на руках и груди — красные полоски, напоминающие знаки тотемного животного. Все главы клана оленя должны присутствовать на церемонии, и их единство с ребенком и друг с другом выражается нанесением красных точек на грудь каждого.
Подобные примеры иллюстрируют важность племенных знаков, без которых, согласно традиции, степень симпатии к своим соплеменникам будет выражена недостаточно. Уменьшение значения таких знаков происходит незначительное: только сейчас для некоторых племен они стали чисто декоративными. А примитивные, глубоко укоренившиеся эмоции умирают еще медленнее.
Подробный обзор племенных знаков на каком-то одном континенте — будь то Америка, Африка или Австралия — задача невыполнимая, поэтому остановимся на нескольких подобных примерах, обратив внимание на смешение этих знаков как признак медленного, но верного вырождения идей. Любой церемониал, который подразумевает магические и религиозные чувства в связи с нанесением знаков, представляется важным. В связи с этим все возможные детали и тенденции имеют особое значение, потому что отражают суть происходящих в примитивном обществе духовных процессов. А в случае заимствования или смешения знаков их носители потеряют былую связь с племенем, и в результате постепенного роста самосознания соплеменников начнется, возможно, угасание былого чувства коллективизма.
