Но Кристина с Робертом жили, как жили, а ненависть жгла и требовала выхода. Дед Марка раздражался все больше и больше, о, если бы он был способен убить этих двоих, он так бы и сделал, но он способен был только наблюдать за ними в телескоп, бессильно скрежеща зубами на их улыбки.
И в один день дед сорвался, как любой такой больной он и сам не ожидал, что выкинет нечто подобное. Он переходил на красный свет светофора. Забылся, весь проникшись в свои мечты о похоронах Роберта и уже ясно слыша военный оркестр, который печально дудит в трубы. И тут к деду подскочил взбешенный дорожный полицай. Дернул его за рукав и, требуя понимания, затыкал жезлом в светофор. Дед разобрал только, что надо было бы переходить на зеленый сигнал светофора, а он перешел на красный, но уже откуда-то нахлынула на него удушающая волна ярости, и не помня себя, дед выхватил у полицая полосатую палку-жезл. С огромной силой сумасшедшего он обрушил эту палку на голову полицая и убил его на месте. Напарник полицая медленно соображая поводил еще глазами, выбираясь из патрульной машины, а на взбесившегося деда нахлынула толпа, которая все видела, стоя на тротуаре. Дед сопротивлялся и брызгал слюной, вдесятером, едва-едва, самые сильные мужики из толпы прохожих повалили его на асфальт и принялись скручивать, но он извивался, как червяк и все норовил выскользнуть из цепких пальцев державших его людей. Ничего не соображая, он пинал и бил своих мучителей, а те, задыхаясь и выбиваясь из сил, вязали его всем, чем ни попадя, снимали с себя ремни брюк. Женщины вокруг выли и стенали, так была страшна вся эта сцена. Убитый полицай в луже крови, выплывающей бесконечными струйками из разбитой головы, лежал на асфальте неподвижно. Сила удара нанесенного рукой сумасшедшего была такова, что у несчастного раскололся череп.
Деда увезли в специальную больницу закрытого типа для сумасшедших.
И только спустя несколько дней Марк, после случившегося, войдя в комнату деда, в которую не входил уже давным-давно, обнаружил на подоконнике фотографии, которые дед наделал старой «мыльницей». На фотографиях были изображения Роберта и Кристины. На каждом красовалась нарисованная черным маркером мишень и красные поражения, как бы от пуль, в груди у каждого. Марк, застыв, смотрел на это, не понимая, как же это? Трудно осознавая своим, в принципе, детским и еще очень чистым разумом, что такое вообще возможно...
