В маленькой столовой был накрыт стол, и Антонио сделал лакеям знак, удалиться.
– Мы будем сами себе прислуживать, чтобы не говорить при посторонних.
Он положил на тарелку Джулиано жареного перепела с оливками и налил в бокалы марсалы.
– Выпьем первый бокал за приезд донны Фиоретты и маленького Джулио, – сказал он, чокаясь с другом. – Желаю, чтобы она была счастлива здесь, под моей дружеской охраной, и чтобы ей скорее удалось переехать во дворец Медичи для большего счастья и блеска.
Джулиано осушил свой бокал и со вздохом молча поставил его на стол.
– Дай Бог, чтобы исполнилось твое желание! Мои тревоги не прекращаются и становятся еще тяжелее.
– Ты слишком мрачно смотришь, – с улыбкой сказал Антонио. – Чего тебе бояться? Народ, который обожает тебя, будет еще преданнее, когда ты изберешь себе жену из его среды. А гордые, надменные семьи, которые кичатся своими предками, не могут ненавидеть тебя больше, чем теперь.
– О, этого я не боюсь! Но мой брат Лоренцо. С ним будет трудно, труднее, чем ты думаешь.
– Почему? – спросил Антонио. – Он так любит тебя и предоставляет тебе полную свободу наслаждаться жизнью, пока сам несет все тяготы правления, нисколько не затеняя твоего положения. Все могущество его основано на любви народа, и через тебя он еще теснее сблизится с людьми. Что же он может сказать против честной семьи Говини, которые жили независимо, уважаемыми хлебопашцами и воспитали свою дочь Фибретту в самых строгих правилах?
– Все заботы правления он несет на себе, и я ему искренне благодарен за это, но все помыслы его сводятся к этим заботам, и он не признает никаких прав за сердцем, когда речь идет о положении нашего дома и о могуществе республики. Сегодня он говорил очень серьезно о моем будущем и наметил для меня союз с княжескими домами Савойи, Неаполя и Милана или даже с королевским домом Франции.
– Ты не сказал ему, что сердце твое уже не свободно? Лоренцо лучше всякого другого умеет примириться с неизбежностью, и, может быть, твой брак с девушкой из народа даст и его дому более твердую опору, чем иностранные принцессы, которые всегда останутся чужими народу.
Джулиано покачал головой.
– Лоренцо строг и неумолим, когда это касается блеска и положения нашего дома. Сегодня я не мог отвечать ему, он и так получил неприятное известие, и мне не хотелось в эту минуту нарушать наши сердечные отношения.
– Ты слишком робок, – заметил Антонио. – Какое право имеет Лоренцо распоряжаться твоим сердцем? Разве ты не равен ему по положению, разве он уполномочен опекать тебя?
