И вот уже луна побледнела от всеночной усталости, вот уже показался на востоке край отдохнувшего солнца, а Книжники по-прежнему спали, уткнув в светлеющее небо свои крючковатые носы, и неподвижно сидели вокруг Мовшович с учениками.
Но вот вздрогнул Рыжий книжник, затрепетал носом, протер загноившиеся во сне глаза и толкнул Черного. Тот встрепенулся и вскрикнул:
- Волга, впадающая в дважды два - четыре, пересекается в бесконечности.
Рыжий напружинился, чтобы ответить чем-то столь же гениальным, но был остановлен мягкой рукой Мовшовича, жестко заткнувшей ему рот.
- Охолоните, мужики, - сказал Мовшович, - об чем спор?
Рыжий и Черный Книжники окинули Мовшовича полуосмысленными взглядами, пошевелили крючковатыми носами, причем у Рыжего кончик носа залетел в рот, попал в горло, отчего Рыжий чуть не задохнулся. Поэтому отвечал Черный:
- Видишь ли, странник, как ты должен знать, в споре рождается истина, снисходительно начал он...
- Слышал, но не знаю, - перебил его Мовшович.
- Это - истина, - выплюнув нос, поддержал Черного его Рыжий собрат, что в споре рождается истина. Вот мы и спорим. Чтобы родить истину.
- И хоть какая-нибудь истина родилась? - заинтересовался Мовшович.
- Пока никакой, - столь же снисходительно ответил Черный, - мы спорим всего семьсот двадцать шесть дней, четырнадцать часов и, - тут он посмотрел на Солнце, - восемнадцать минут...
И тут Мовшовича понесло.
- Вот сидите вы оба-два и, размахивая носами, спорите. И пытаетесь родить истину. Предположим, она, наконец, родилась. Истина. Ваша истина. Ваши носы успокоились. Вы ложитесь на брюхе и начинаете наслаждаться рождением истины. Или истиной рождения. Лелеять ее и холить. Но тут приходит третий мудак и смеется над вашей истиной. И вы начинаете новый спор. И, скажем, через восемьсот семь лет, двести двенадцать дней, пять часов и двадцать четыре минуты ласкаете вашу тройную истину. А потом - четвертую... Но вот весь мир после долгих споров рождает одну общую истину...
И спросил Книжников:
- Я логически мыслю?
Оба-два кивнули носами.
- Хорошо, - в свою очередь кивнул головой Мовшович, - я рад, что вы со мной согласились. Теперь мы можем пойти дальше. Значит, мир договорился и родил общую истину. И в этот самый момент всеобщего успокоения и благодушия где-то рождается какой-то мудаковатый младенец, дополняет мир и вносит поправки в такую, с трудом добытую, истину. И эта хуйня продолжается до бесконечности.
