Конец дня, солнце насквозь простреливает проспект, обрывающийся, как морской пирс, на кромке тундры. Причаливает электричка с запада, из нового аэропорта «Алыкель», прихватывающая по пути закончивших смену шахтеров Кайеркана, черными от наплыва шапок и шуб становятся широкие тротуары. Из толпы высеиваются нездешнего вида люди, в пальто, с чемоданами и портфелями, пассажиры дневного московского авиарейса. Беззвучно открываются и закрываются двери гостиницы, развернутой тяжелым фасадом на Гвардейскую площадь. В середине площади бригада рабочих с автокраном устанавливает на бетонный фундамент огромную серую глыбу руды – памятный камень, решение о закладке которого было принято в честь тридцатилетия комбината. Рабочих окружает плотное кольцо любопытных.
Егоров следит за движением каменной глыбы на невидимых в морозном воздухе тросах, одновременно невольно прислушивается к телефонному разговору.
В том, что на другом конце провода женщина, сомнений нет. Кто-то из отдела культуры или из Дворца металлургов, разговор сначала идёт о выставке городских самодеятельных художников, потом переходит к предстоящим гастролям какого-то театра. Прокурор оживляется:
– Вот как? Очень интересно. Обязательно пойду… Э-э, возможно. Только боюсь, что встреча для неё будет не слишком приятной… Нет, не я. Один из… э-э… моих сотрудников. Егоров… Да, Николай Тихонович. Вы с ним знакомы?
Услышав свою фамилию, Егоров оглядывается.
– Уверяю вас, вы ошибаетесь, – продолжает расшаркиваться Ганшин. – Трудно требовать особой жизнерадостности от человека, который каждый день с девяти до шести имеет дело с преступниками… Нет, я исключение. Мне гораздо чаще приходится иметь дело с такими очаровательными дамами, как вы!.. – Он вскидывает глаза вверх, как бы показывая Егорову, чего стоят ему эти слова.
Егоров недовольно морщится. Вступление, всегда предваряющее деловые разговоры в Норильске, где люди зимой гораздо чаще перезваниваются, чем встречаются, явно затягивается. Наконец Ганшин умолкает, некоторое время внимательно слушает, сдержанно замечает:
– Боюсь, что вы обратились не по адресу. Решение суда…. Ах, вот вы о чём! Да, я распорядился дать Волчкову дополнительные материалы… Что вы, как же я могу отказать прессе? Я просто не имею права!
В продолжение следующей тирады, очень горячей, судя по тому, что Ганшин даже отводит трубку от уха, он по-прежнему рассматривает ботинки, но уже без удовольствия, а так, словно бы обнаружил в них серьезные недостатки. В голосе у него появляются суховатые нотки:
