Сон мигом растворился с жарой, отец расплылся в глупой улыбке и, словно приказчик, стал в поклоне, ожидая предмет своего обожания.
Незнакомка торопливо подошла к прилавку, достала из корзинки чайник и плавно опустила его на прилавок… Отцу никак не удавалось совладать с идиотской улыбкой. Он восторженными глазами смотрел на женщину, а та что-то лепетала, взмахивая полными руками и указывая на чайник, пока Иосиф не уловил смысла ее слов… чайник оказался бракованным и сгорел салютом на второй день. Женщина же живет в деревне, далеко от города, и ей слишком накладно так часто ездить в Бомбей, тем более из-за какого-то чайника… Отец в душе возблагодарил страну, предприятие, директора и всех, кто был причастен к изготовлению ставшего столь милым сердцу предмета быта. А незнакомке со всей своей змеиной хитростью сказал, что чайников теперь уже нету (хотя ими был забит весь склад), что ожидает он их лишь на будущей неделе, и если ей дорого еще раз приезжать в Бомбей, он сам привезет ей новый чайник, так как фирма в таких случаях берет все расходы на себя… Иосиф выудил листок бумаги и подвинул его незнакомке, чтобы та написала адрес деревни, в которой живет. После этого он еще раз заверил, что никакого обмана не будет, и чайник будет доставлен ей сразу же по получении новой партии.
Отец плюнул на торговлю, опечатал склад с товарами и в каком-то животном исступлении стал готовиться к поездке… Первым делом он сбрил бороду, клочками росшую на его остром подбородке, помчался к парикмахеру и подстригся под Раджа Капура. Затем купил роскошный костюм, обошедшийся ему в треть месячного дохода, и напоследок посетил баню, где в его костлявую спину втерли доброе ведро всяких благовоний…
Облаченный во все белое, пахнущий, словно храм после праздника, похожий на нефтяного магната, он зашел в магазин, торгующий автомобилями, и купил черный, надраенный до блеска «кадиллак» выпуска сорок девятого года…
Погрузив в машину новенький чайник, забив салон всевозможными подарками и канистрами с самым дешевым бензином, Иосиф отправился в путь, в конце которого сиял свет глаз его возлюбленной…
Пять дней он ехал, двести литров бензина израсходовал, недоедал в пути, стремясь скорее добраться до предмета своего обожания, и на шестые сутки въехал на родину своей любви…
Гордо сидящий в открытом автомобиле, задрав горбатый нос выше горизонта, игнорирующий визги голодранцев, он был похож на Иранского шаха в первый год своего изгнания. Его прямой взгляд, сжатые губы – все говорило о твердом намерении раздавить каждого, кто встанет на пути его страсти…
