— Да! Потому что её не осталось. Потому что она давным-давно использована — вся, сколько её было. И вот я спрашиваю тебя: разве ЭТО не кощунственно? Разве не бесчеловечно?
— Аналогия, — усмехнулся Илья.
— И всё-таки, давай её разовьём. — Хам легко поднялся с воленергетической кушетки, пробежался по кабинету и остановился перед Ильёй. Он был великий спорщик и заранее предвкушал победу. — Что есть нефть? — вопросил он, становясь в позу. И сам же себе ответил: — Она есть то, что когда-то было или могло стать жизнью. Не исключено, что разумной жизнью. И вот люди, превосходно зная об этом или по крайней мере догадываясь, тем не менее сжигали в своих примитивных реакторах и выпускали на ветер — что? Волю, разум, энергию, власть величайших гениев этой несостоявшейся, но вполне вероятной реальности! Тысячи тысяч ярких судеб и событий! Миллионы страстей, вдохновений, гордынь!.. Да как это было можно? Да разве никому никогда не взбредало в голову, что с каждым чихом его допотопного автокара уходит в окончательное, в бесповоротное небытие чья-то, пусть незаметная, пусть несчастливая, пусть даже недостойная и стыдная, а, может быть, и вовсе не прожитая…
— Перестань паясничать, — попросил Илья. — Это всего лишь аналогия, и не очень удачная. Люди ещё и не то сжигали.
— Вот именно, — согласился Хам, охотно прерываясь и вновь валясь на кушетку в позу обленившегося патриция. — И если мы будем следовать твоей логике, то что гуманно в этой жизни? Что не кощунственно?
— Всё, — покорно сказал Илья, глядя, как маленькое ладное тело Хама лениво покачивается в мягких волнах воленергетического поля кушетки, и размышляя о том, чьи именно воля, разум и власть расходуются на это ленивое покачивание. Безвестного погонщика? Записного ухажёра Неллечки? Террориста Антоши? Казнённого вместо Ильи горожанина? Лейтенанта Латкина?..
— Что — «всё»? — не успокоился Хам.
— Всё кощунственно.
— Если мы будем следовать твоей логике!
— Если мы будем следовать моей логике. Давай мы не будем ей следовать. Давай будем считать, что ты меня убедил.
— В чём?
— В том, что это тупиковые реальности, — вздохнул Илья. — Несостоявшиеся. Неполноценные. Несамодостаточные.
— И вообще нереальности, если на то пошло.
— На то пошло… И хватит об этом. Я же говорю: ты меня убедил.
— Ты просто устал! — объявил Хам. — За эти полмесяца ты сделал невероятно много и очень устал.
— Да, — опять согласился Илья. — За эти две недели я прожил две никчёмных жизни. И очень устал. Ты даже не представляешь, как.
