Самому же Илье, всегда ехавшему верхом и не валившемуся вечерами от усталости, времени хватало на всё. Он успел расшифровать и неоднократно прочесть пергамент, поразмышлял над странным смыслом странно знакомых терминов и над удивительной причудой древних, полагавших, что когда-то («давным-давно, так давно, что никто не помнит») земля была круглой. Он даже, непонятно зачем, привёл в порядок винтовку, подлежащую уничтожению… Ну, и как же было её не опробовать, раз уж она приведена в порядок? Издревле оружие было любимой игрушкой мужчин.
И он её, конечно же, опробовал.
Два пристрелочных выстрела по вершине кургана, отстоявшего на четверть мили от тракта, показали, что и прицел не сбит, и руки Ильи сохранили навык, обретённый некогда в полузабытых уже сновидениях. После второго выстрела Илья пересчитал патроны. Их оказалось семь. Плюс два только что израсходованных. Итого девять… А магазин винтовки был рассчитан на десять. Впрочем, десятый Илья мог потерять в пустыне, когда шёл один или когда его везли в нечистый город Аргхада. А может быть, его и вовсе не было, десятого патрона…
Словом, Илья изнывал от вынужденного безделья и уже подумывал, не дочистить ли всех пеших прямо здесь, посреди пустынного тракта. Разумеется, это означало бы обречь их на голодную смерть. И, хотя им, свободным и счастливым, было бы всё равно, Илье становилось не по себе от этой мысли.
И это тоже было странно, как древний текст.
Всё было странно или почти всё. Привычный мир то и дело казался причудливым. Илья то и дело обнаруживал несоответствия мира своим навыкам, опыту, знаниям. И своему незнанию тоже. Потому что возникали вопросы — от безделья, наверное.
«Где растёт ячмень?» — это когда Илья увидел проросшие зёрна в яслях, а потом в горсти у Рогханы, которая пыталась накормить его этой гадостью (почему — гадостью?), и вообразил, что ячмень должен где-то РАСТИ.
«Откуда столько свинца?» — это когда горящий фургон просел и рухнул под тяжестью свинцового саркофага, и чёрный от копоти полутораобхватный цилиндр, плющась, выкатился из пламени, подмяв под себя обгоревший труп конвоира.
«Почему чистые счастливы?» — это когда погонщик, скользнув равнодушным взглядом по паре подаренных ему волов, потрепал одного по морде и пошёл себе, насвистывая, вдоль тракта на запад, а волы потащились следом.
И много других вопросов, не менее глупых. Некоторые даже не следует вспоминать.
Кстати, вопрос о счастье чистых возник у Ильи давно. Не он ли стал причиной сновидений, заставив Илью подсознательно конструировать новый причудливый мир? Непротиворечивый мир, где либо есть ответ, либо нет вопроса… Но если «генетическая память» — всего лишь тупиковый бред сознания, то попытка оказалась несостоятельной. Хотя бы потому, что в приснившемся мире тоже возникали вопросы, принципиально безответные.
