Но Зимовеев уходит не оглядываясь, будто и не он только что задавал мне нелепые вопросы, требовал «мужского» разговора. Сиромаха вскакивает, чтобы броситься за ним, но взглядывает на меня, конфузится, тихо говорит:
— Вы его извините! Характер у него невыдержанный… Да и дело у нас такое… трудное…
— Какое дело? — спрашиваю я с раздражением.
— Да тут и объяснить нельзя… — мнется он, взглядывает в одно из окон второго этажа, в котором появилось на мгновение лицо Зимовеева, и, пробормотав: — Вы уж нас извините… — торопливо уходит в гостиницу.
Я в полном недоумении провожаю его взглядом и выхожу на улицу.
3
Мартовский день необыкновенно ярок. Гора Громовица, на которую должна подняться Володина группа, как будто приблизилась к городу. Ее целиком закрывает белая сверкающая шапка снегов и льдов. Должно быть, ледники опускаются до самого подножия, похожие на откинутые наушники из заячьего зимнего меха; но отсюда подножие Громовицы не видно: оно закрыто цепью мелкорослых гор, начинающейся тут же за городом.
От солнца режет глаза. Март. Школьники на велосипедах торопливо едут серединой улицы, нагруженное рюкзаками и позвякивающими на рамах закопченными ведрами. Весенние каникулы. За школьниками, тоже на велосипедах, привязав к рамам хозяйственные сумки с продуктами, поспешают бабки и деды, взявшие на себя наблюдение за экскурсией. По тротуару идут голоногие туристы-пешеходы, волоча на спинах тяжелые палатки и такие же, как у школьников, рюкзаки и закопченные ведра. Туристы очень похожи на улиток, волокущих на себе свой дом. Завтра или послезавтра Володина группа вот так же отправится в путь. Это будет зависеть от успехов Сиромахи и Зимовеева. Сейчас гуляющая по городу Зина, наверное, с завистью смотрит на проходящих туристов, на школьников-экскурсантов, отправляющихся на полонины, как называют здесь альпийские луга.
Гуцулы в высоких мерлушковых шапках ровным шагом горцев идут по улицам, спокойно-равнодушными глазами поглядывая на разукрашенные витрины магазинов.
Монастырь находится на окраине города, за рекой, но он виден в городе отовсюду — стоит в седловине между двух гор на самом берегу. Я медленно перехожу через реку по висячему пешеходному мосту. Тут даже велосипедисты, которых в городе не счесть, спешиваются и ведут велосипеды, словно коней в поводу. Под мостом бурлит и клокочет коричневая, в белой пене, горная река, насыщенная весенним илом.
Перейдя мост, я отделяюсь от остальных пешеходов и сворачиваю к монастырю. Мне кажется, что все, кто идет по мосту и кто перешел мост, останавливаются и глядят мне вслед. Все-таки теперь богомольцев маловато. Проезжая дорога поросла зеленой травкой, похожей на тонкие ножи клинками вверх. Кажется, что она прокалывает подошвы.
