Я почти побежал в операционную, где у меня хранился семидесятиградусный спирт. И там, особо не стараясь соблюдать пропорции, залил кристаллы спиртом. Йод растворялся не очень быстро, но через полчаса я держал в руках пузырек с раствором йода и был на седьмом небе от счастья.
Постепенно суета на моем подворье затихала, и я смог уделить внимание тому, что происходило у меня под носом. Как-то поутру мы наконец уселись с моим ключником у меня в кабинете. Федька приволок здоровенную амбарную книгу и начал свой рассказ.
Итак, мое подворье располагалось на Варварке. Это было очень даже приличное место. С одной стороны от нас находился такой же боярский дворец, а с другой – начинало строиться купеческое подворье. С этой стройки с ранней весны постоянно доносился шум. Почти рядом с нами находилась и церковь Святой Варвары, в которой служил отец Евлампий. Место у нас было проходное, шумное. Но мой «отец» Аникита Иванович хоть и не вылезал вперед других бояр, но получил чин окольничьего и сумел, в отличие от многих, не только сохранить свою усадьбу, но и приумножить имущество. Сейчас у нас проживало почти пятьдесят человек, из них – десяток оружных холопов с женами и детьми, конюхи, повара и другие, про которых я не очень хотел знать. Меня интересовало, сколько у меня молодых парней, которых можно привлечь к постоянной работе в мастерской, притом таких, чтобы их не могли сманить на сторону и они не раскрыли моих секретов. Федор удивленно посмотрел на меня и сказал:
– Дык как же, Сергий Аникитович, они же крест на верность целовать будут!
Я в душе сомневался в достаточности такого действия, но благоразумно промолчал.
После недавней поездки к царю я мог особо не волноваться. Потому как одной из возвращенных мне привилегий была небольшая сумма, получаемая из казны, а на эту сумму можно было существовать всей усадьбе. А я ведь надеялся, что осенью получу еще и доход с вотчины, которую надо было посетить во что бы то ни стало.
До сего дня у меня в мастерской-лаборатории работал кто придется, а начальником там давно уже стал Антоха. Но Антоха нужен был как помощник в лечении, и мы с Федором вызвали смышленого парня лет восемнадцати, которого звали Яковом. Он давно вертелся около мастерской, и любопытство из него так и перло. Поэтому я поручил Антону постепенно передать бразды правления Якову с тем, чтобы тот начал командовать сам. Мне, конечно, не надо было много эфира, но я понимал, что никто не даст единолично распоряжаться такой драгоценностью одному, и рано или поздно этот вопрос поднимут, так что лучше самому организовать производство и получать от этого какую-никакую прибыль. Йода, который сейчас оседал в ретортах, мне также должно было хватить на много лет, но не исключено, что в будущем появится возможность открыть свое производство. И еще у меня возникла одна идея: я хорошо помнил историю открытия лидокаина. Когда химик, исследовавший экстракт, полученный из ячменя, нечаянно его лизнул, он почувствовал, что у него онемели губы. После этого начались исследования, которые и привели к созданию одного из самых сильных анестетиков современности. Я помнил, что исходный продукт – изограмин – был токсичен, но надеялся, что для местных операций он вполне подойдет, и мне не надо будет давать эфирный наркоз там, где достаточно смазать слизистую оболочку. Оставалось только дождаться середины лета, чтобы собрать достаточное количество стеблей мутирующего ячменя, от обычного он отличается отсутствием хлорофилла в листьях.
