– Ивашко, да я тебе только утром лоб резал, ты дурман-водкой дышал, какой из тебя поединщик?
– Сергий Аникитович, у меня только лоб саднит, а так все хорошо, душа радуется. Давай помашем саблями.
Ну что ты будешь делать? И мы, нацепив стеганые куртки и маски, хорошо так помахали саблями часа полтора. По окончании боя Ивашко сказал:
– Да, учиться тебе надо, Сергий Аникитович, плоховато ты пока саблей владеешь. Так что давай-ка, пока я тут, каждый день тренироваться.
Так прошло две недели. Я сделал Брянцеву еще две операции. Первая состояла в том, что соединил хрящи носа, разваленные когда-то татарской саблей. Пришлось повозиться, но нос у Брянцева стал прямой и ровный, и только ниточка шрама говорила о том, что здесь была рана. На третьем этапе операции я сшил ему верхнюю губу. Вот здесь бойцу пришлось потерпеть, рана была болезненной, мешала при еде и при разговоре, но миновала еще неделя, и все пришло в норму.
Теперь на лицо Ивашки можно было смотреть спокойно. Это было довольно моложавое лицо сорокалетнего воина.
И только небольшие шрамы на лбу и под носом говорили о том, что здесь когда-то были раны. Шрам под носом уже зарастал усами и был почти не виден. Брянцев постепенно привыкал к своему изменяющемуся облику. Когда сняли последние швы и сошли отеки, он, посмотрев на себя в зеркало, сказал:
– Вижу я, что мастер ты в своем деле. Никогда не думал, что такое возможно. Нет у меня таких денег, чтобы тебе заплатить. Но знай, если что-то случится, всегда можешь надеяться на мою помощь.
Не знаю, кто у меня из дворни работал послухом, но на следующий день по окончании лечения мне было приказано вместе с Брянцевым прибыть к царю.
Когда мы встали перед Иоанном Васильевичем, его державное величие вмиг исчезло. Он соскочил с трона и, подбежав к Брянцеву, схватил его за плечи, а потом начал крутить в разные стороны.
– Ивашко, да тебя не узнать, да ты ли это предо мной! Эй, Бомелька, вошь аглицкая, иди-ка сюда! Не ты ли мне говорил, что такое сделать человеческим рукам нельзя? А вот православный с молитвой и с упованием на Бога видишь, какое чудо сотворил!
Бомелий с недовольным лицом рассматривал мою работу, и на его лице проступало изумление. Неожиданно он на латыни спросил меня:
– Ты где учился, юноша?
Я, готовый к такой провокации, с недоумением на него посмотрел. Царь, мгновенно понявший смысл произошедшего, засмеялся:
– Что, думаешь, кроме ваших, такого никто сделать не сможет? А ты, – обратился ко мне Иоанн Васильевич, – Сергий Аникитович, какую награду хочешь? Проси, пока я добрый!
