И в знак сочувствия он протянул ей обе руки.
Нантейль, у которой были взвинчены нервы, крепко зажала в руке носовой платочек и рукопись, повернулась к нему спиной и прошипела сквозь зубы:
— Старый идиот!
Фажет обняла ее за талию, ласково отвела в сторонку под статую Расина и шепнула ей на ухо:
— Послушай, милая! Надо замять это дело. Все только о нем и говорят. Если ты не положишь конец разговорам, то так на всю жизнь и останешься вдовой Шевалье.
И прибавила, ибо любила высокие слова:
— Я тебя знаю, я твой лучший друг. Я отдаю тебе должное. Но помни, Фелиси: женщины обязаны знать себе цену.
Все стрелы, выпущенные Фажет, попали в цель. Нантейль вспыхнула и сдержала слезы. Она была слишком молода и потому не помышляла о предусмотрительности, которая появляется у знаменитых актрис в том возрасте, когда они могут считаться дамами общества, но Фелиси была очень самолюбива, а с тех пор, как она полюбила по-настоящему, ей хотелось вычеркнуть из своего прошлого все, что бросало на нее тень; она чувствовала, что Шевалье своим самоубийством публично подтвердил свою близость к ней и поставил ее в глупое положение. Она еще не знала, что все забывается, что все наши дела уносятся, как воды потоков, которые текут среди ничего не запоминающих берегов, и потому, стоя у ног Жана Расина, внимавшего ее горю, нервничала и предавалась печальным мыслям.
— Посмотри на нее, — сказала г-жа Мари-Клэр первому любовнику Делажу. — Она сейчас расплачется. Я ее понимаю. Из-за меня тоже покончил самоубийством один человек. Мне это было очень неприятно. Он был граф.
— Давайте продолжать, — сказал Прадель. — Мадемуазель Нантейль, вашу реплику.
И Нантейль повторила:
— «Кузен, я проснулась сегодня утром такая радостная…»
Тут появилась г-жа Дульс, величественная и горестная. Она проронила следующие слова:
— Печальная новость. Кюре не разрешает внести его в церковь.
У Шевалье не было родственников, кроме сестры, работницы в Пантене, и актеры собрали деньги на похороны, а г-жа Дульс взяла на себя все хлопоты.
Ее окружили.
— Церковь отказывается от него, словно он проклят. Ужасно! — сказала она.
— Почему? — спросил Ромильи.
Госпожа Дульс ответила очень тихо и как бы нехотя:
— Потому что он самоубийца.
— Это надо уладить, — заметил Прадель.
Ромильи заволновался.
— Я знаком с кюре, он хороший человек — сказал он. — Я схожу в церковь святого Стефана, и не может быть, чтобы…
Госпожа Дульс печально покачала головой:
— Ничего не выйдет.
