Обкомовскую неширокую улицу перепоясал надутый ветром кумачовый лозунг, на углу болталась гроздь разноцветных воздушных шаров; подметальная машина с ревом чистила асфальт. Город издавал такой шум, какой издает всякий город перед праздником, - ревели всполохами клаксоны машин, весело перекликалась толпа, галдели пионеры, идущие строем, гремел военный оркестр, репетируя парад. Город готовился произносить торжественные слова, пить, есть, петь, любить, плакать, радоваться, драться, наряжаться, смеяться и скучать...
- Умен, а? - спросил Анисимов, прищуривая один глаз. - Умен, собака!
- Умен! - ответил Прончатов.
- Последний разочек, - весело сказал Анисимов.
Алое полотнище бурлило на ветру. "Да здравствует 1-е Мая - день международной солидарности трудящихся!" - было написано на "ем, и Прончатов вдруг почувствовал детскую радость. Бесшабашным движением руки он сбил на затылок шляпу, распахнул шлащ, повернувшись к Анисимову, открыл в улыбке белые, как у негра, зубы.
- Последний нонешний денечек... - баритоном пропел он. - Пошумим так, что небу станет жарко!
- У Риты? - хлопотливо спросил Анисимов.
- Конечно! - проревел Прончатов. - Ее дурень опять в командировке. В научной! Двинули, Николаша!
Они пошли вдоль здания обкома, к центральной, самой шумной и веселой улице сибирского города. Всего двести метров теперь отделяло Прончатова и Анисимова от нее. Там, на конце двухсот метров, на центральной улице, ждали их распахнутые двери ресторанов, блестящие ради праздника такси, неоновые огни аэродрома, где зимой и летом водятся ананасы и черная икра; ждали их три городских джаза и филармония, тайны кулис областного театра, загадочная улыбка Риты - академиковой жены, который опять был в командировке. В научной!
- Алешка! - радостно охнул Анисимов. - Сбежал, стерва!
Их неторопливо догонял заведующий общим отделом. Сверкал на солнце его синтетический костюм, скрипели туфли, развевался на ветру выхваченный из-под пиджака галстук.
- Сбежал? - нежным голоском спросил Анисимов, когда заведующий догнал их. - Мамаша заболели?
- Мамаша здоровы! - ответил заведующий и тонко улыбнулся. - И папаша тоже!
После этого заведующий повернулся лицом к металлическим резным воротам обкома. Прончатов и Анисимов тоже посмотрели на них и удивились - ворота сами, как при словах "сим-сим, откройся!", медленно распахивались. Для чего это делалось, сначала не понималось, но потом медленно, сказочно показался ослепительный от никеля и глянцевой черни капот единственной в городе "Чайки". Плавным лебедем выплыла она на блестящий асфальт обкомовской улицы, бесшумная, как привидение, подвернула к Прончатову и Анисимову.
