- Дрын, сволочь, - пробормотал он.
Олег не услышал угрозы. Счастливый, он шел горделивой походкой, поглядывая на Тагар, мечтал о том, как болтливый Виталька Колотовкин растреплет по всей школе о случившемся. Так что уже завтрашним утром, проходя мимо Аньки Мамаевой, Олег посмотрит на нее, как на пустое место, наказывая строптивую девчонку за то, что не пускает в комнату. Потом он сладостно представил, как почтительно будут посматривать на него малыши, как умоются черной завистью соклассники и как бросит на него восторженный взгляд завуч Тамара Ивановна- добрая, красивая, молодая девушка. От всего этого боль в руке казалась пустяковой, прошлые страдания - смешными.
- Дрын, сволочь, гад! - громко повторил Гошка.
Радостный Олег и на этот раз остановился не сразу - он сделал еще несколько крупных шагов, чуточку задержавшись, благодушно спросил:
- Ты чего бормочешь, Налим?
- А тебе какое дело, сволочь! - быстро ответил Гошка. - Идешь, гад, и шагай себе, пока не схлопотал по шее!
Они стояли на белом снегу меж сельповским сараем и огородами, на них щедро лилось апрельское солнце, у ребят были еще бледные, запавшие от боли щеки, но Олег, забыв о сожженных руках, мгновенно бросился на Гошку. Они покатились, продавливая снег, и там, где прокатились их сцепившиеся тела, оставались мутные лужицы. Парни дрались молча, как два зверя, а Виталька Колотовкин, ухая и стеная, бегал вокруг них.
- Ну хватит, ну довольно, ну хватит...
Драка была жестокой: то Олег оказывался на Гошке и молотил его тяжелыми кулаками, то Гошка оказывался на Олеге и бил его короткими, тупыми ударами. Затем они опять сцеплялись, катились, скрежеща зубами, выплевывали снег и куски прошлогодней травы.
- Ну, голубчики, ну, родные, милые...
Но ребята дрались еще минуты три, потом наконец все остановилось. Олег Прончатов сидел верхом на Гошке Кашлеве, держал обе руки на его горле, а коленями прижимал распятые руки к земле. И так велико было великодушие Олега, так он был переполнен счастьем побед, что добродушно крикнул:
- Сдавайся, Гошка! Наша взяла!
Извиваясь, силясь подняться, плача от унижения и боли в руке, Кашлев с трудом повернул голову, хватил губами из лужицы талую воду и вдруг затих, опав всем телом. Это было странно, непонятно, не в характере Налима, и, охваченный предчувствием опасного, Олег вдруг тоже притих. Ох как были страшны глаза Гошки!
- Ну погоди, Прончатов! - прошептал Гошка. - Отец говорит: "Немцы одолеют, мы -вас всех, коммунистов, перевешаем!.." Ну погоди, Прончатов!
