Оторвав глаза от фотографии, встретился с взглядом толстого. Глаза у него страшные надо сказать. Не в том смысле, что испуг от его взгляда, нет. Страшные тем, что как будто этот человек перегорел уже, и что от него ожидать в следующее мгновенье, неясно.
- Через несколько дней я вернусь, - кивнул мне собеседник, - и мы поговорим. Если соврал, пожалеешь.
- Проверьте меня на поли…
В пару слов обозначив то действо, которое я могу с полиграфом сделать, толстый вышел, оставив дверь кабинета открытой.
- Чтоб волос с головы не упал, - музыкой прозвучали для меня слова из коридора. – И пусть смотрят, чтобы руки на себя не наложил, - это тоже музыкой, но… печальной музыкой.
Комната была – образец спартанского убранства. Четыре стены, пол, потолок. Четыре кровати по углам. Без прикроватных тумбочек. В потолке решетка вентиляции.
Окна нет, зато виден проход в санузел. Прелесть какая, там и душ есть, судя по всему. Но везде камеры – во всех двух углах полусферы затемненного стекла. Еще и санузле такая же бородавкой висит.
- Ознакомься, – довольно грубо развернул меня конвоир и ткнул в бумажку на стене указующе. – Будешь нарушать, будешь наказан.
Я встал у стены, читая свод правил и распорядок дня, а конвоир в это время вышел из палаты, нет, камеры, и мягко закрыл дверь.
- Мда, забавно, - кивнул я сам себе, покачав головой.
Хотя ничего забавного не было – кормежка два раза в день, сон восемь часов, а все остальное – свободное время. Вот только чем бы его занять? Нарушать правила не хотелось – здесь такая контора, что наказать с них станется. Без соблюдения разных норм Женевской конвенции. Как раз напоминанием палец болел сильно, напоминая об экзекуции. И при воспоминаниях я непроизвольно от страха сжимался. Хоть и привык к боли в виртуальности, но здесь ощущения боли были настолько ярче, насколько были ярче краски мира в виртуальности.
Но оказалось, чем занять свободное время, предусмотрено – в углу у стены лежало несколько одинаковых томов книги «Преступление и наказание» Достоевского. Да, здесь точно люди с тонкой душевной организацией процесс налаживают. И своеобразным юмором.
Первые два дня ничего не происходило. Я периодически читал оказавшееся неожиданно интересным «Преступление и наказание», валялся на кровати, много думал, много вспоминал. Но только ад – о более далеком прошлом, а тем более о будущем думать себе запрещал – только душу бередить.
В середине третьего дня дверь неожиданно ближе к полудню - открылась. Странно – обычно в это время никто не приходит – подобрался я. Но пришли не ко мне - привели нового постояльца. Постоялицу, вернее – в сопровождении трех человек, двух охранников и одного доктора в белом халате, в камеру завели девушку. Одета она была, так же как и я в робу, напоминавшую униформу медбратьев - синие простые штаны, грубая рубаха с косым воротом и короткими рукавами. Из которых двумя спичками руки торчали. Да и сама девчонка худющая, одежда для нее явна большая, висит как на вешалке. Лишь мослы кое-где выпирают. И тоже босая, как и я.
