Нет, так просто я сдаваться не намерена. И я все сделаю сама! Без папы и Ильи.
И тут — я не поверила своим глазам — на дисплее телефона, под приятное мурлыканье сигнала, появился портрет папы. Он позвонил мне ровно тогда, когда я о нем подумала. Когда решила для себя, что не стану отвлекать его от работы и тем более пугать его, что я — его дочь, а потому все же, наверное, унаследовала кое-какие черты его характера.
— Па? Привет! — Мне показалось, что лицо мое свело судорогой, и я, сдерживая слезы, защебетала: — Знаешь, здесь зима такая мягкая… Все ходят в костюмчиках, легких курточках…
— Грета, как дела? Ты давно не звонила. Не писала. Мы с Ильей переживаем. Это хорошо, что ты сейчас скупаешь недвижимость, поверь мне, в Болгарии она скоро поднимется в цене. Вот переживем кризис — и купим часть побережья в районе Созопола. Я знаю также, что англичане, уставшие от своих дождей и туманов, тоже скупают домишки в деревнях. Но меня интересует другая сторона твоей жизни… — Голос его звучал встревоженно, но был по-прежнему мягким, родным. — Ты счастлива?
— Да, папа… — промямлила я, не найдя в себе сил ответить бойко, весело, как и подобает влюбленной и любимой новобрачной.
— Понятно. Грета, ты знаешь, я никогда не давил на тебя, ты всегда шла своей дорогой. Но твой Джорджи — бездельник и бабник! Я навел справки. Вот не хотел этого делать, но все равно — не выдержал. Возможно, тебе об этом больно слушать, но два года тому назад он жил с одной французской подданной, ее звали Мари Аньес, она была старше его почти на пятнадцать лет… Так вот. Он прожил с ней в Тулузе около полугода, обобрал ее до нитки и исчез, бросив ее беременной. Это в ее-то возрасте! Еще. У тебя есть свекровь. В свое время на нее было заведено уголовное дело, ее подозревали в убийстве ее мужа…
Я, слушая папин голос, ловила себя на мысли, что подобная информация обычно «подается» в конце какого-нибудь криминального романа, главной героиней которого я сейчас и являлась. А тут — полное разрушение конструкции сюжета! И мне, как незыблемую данность, преподносят на блюдечке преступницу — свекровь.
— И что, это действительно она его убила? Кажется, он умер на операционном столе. Не знаю, чем он болел.
— Она была признана душевнобольной, провела восемь месяцев в психиатрической клинике, после чего ее отпустили. Вроде бы она поправилась, — сказал он.
— И ты, зная обо всем этом, молчал?!
— Я узнал все это всего лишь пятнадцать минут тому назад. Пока тебе дозвонился… — словно оправдывался мой папа. Я была потрясена. — А раньше я не занимался этим вопросом потому, что мне и в голову не могло прийти, что ты, ты — моя дочь, — можешь вляпаться в такое… семейство!
