Ароматный запах горячего чая поднимался над котелком, действительно располагая к откровенности и европеец, стараясь придать голосу чувствительную гамму яко бы доверительных отношений, задал ещё один на первый взгляд ничего не значащий вопрос:
— А кто наложил на тебя епитимью, послушание или она у вас кармой, по-моему, называется?
Он почти не надеялся, что шерп отзовётся, тем более, молчание китайца было обычным его состоянием. К тому же белый знал: исключительно все азиаты, ну, или почти все, с нескрываемым презрением относятся к остальному населению планеты, считая их полулюдьми. Европеец почти угадал, потому как острый взгляд, брошенный китайцем, выдал его с головой. Но, быстро овладев собой, шерп опустил глаза и всё-таки пробормотал:
— Сенсей — великий учитель. Я должен помогать всем, кому нужна помощь. И тогда Всевышний укажет мне путь познания истины. Мудр не тот, кто нашёл истину, а тот, кто знает путь познания.
— И ты решил показать мне дорогу в мёртвый дацан, решив, что это путь истины? — ядовито усмехнулся путешественник. — Ты же знаешь, что из дацана ещё никто живой не возвращался. Твоё согласие показать дорогу — это просто мой смертный приговор. Разве не так?
— Ты просил — я должен помочь, — бесцветно ответил проводник.
— Помочь мне убраться на тот свет? — не отставал европеец. — Есть человек, есть проблема. Нет человека, нет проблемы. Так в чём ты хочешь мне помочь?
— Я должен помочь отыскать твою дорогу, — снова бесцветно ответил китаец.
— Мне? Мою дорогу? — взъерепенился путешественник. — Но эта дорога ведёт к смерти. Неужели она моя? Неужели мне в этой проклятой жизни ничто больше не обломится, кроме дороги в Тартарары, то есть в Тартар?
— Ты сам выбрал её. Человек свободен в выборе между добром и злом, — китаец разлил по кружкам чай и оба путника принялись за вечернюю трапезу. — Завтра на место придём. В дацан пойдёшь сам. Мне туда показаться нельзя. Завтра увидишь свою дорогу, а выбор — за тобой.
— Завтра так завтра, — согласился европеец. — Только что ж ты божьего храма пугаешься? Здорово же вас всех бабьи сплетни заморочили, под каждым кустом рогатого ищите. А в заколдованном дацане и того хлеще. Тамошние монахи, поди, в упырях у вас числятся?
— Я сенпай, я многого не знаю, — шерп сделал паузу, подбросил хворосту в костёр. — Сенсей знает много. Он говорит, нельзя попасть в мишень, только целясь в неё: нужно обязательно выстрелить.
— Твой учитель знает философию дзен? — недоверчиво усмехнулся европеец. — Чему может научить ваше учение, кроме как безболезненно убивать?
