— Проклятье! — буркнул Николай Степанович. — Что за вздор, её здесь только и не хватало!
Однако он не стал настаивать на удалении зрителей. Смотрит — пускай. Ей же хуже. Во всяком случае, женщине не так часто приходится заглянуть в физиономию смерти, судьба такая. Пусть смотрит.
Дуэлянты разошлись на позиции. По сигналу секундантов сделали по три шага к барьеру и застыли так, держа дуэльные револьверы дулом вверх у правого плеча.
— На счёт три делать выстрел, — ещё раз предупредил Лентулов и, поскольку дуэлянты уже были на позиции, произнёс:
— Раз!
Вдруг откуда ни возьмись, свалилась вакуумная тишина. Казалось, что пространство сжалось, собралось в какой-то бесформенный клубок, что всё замерло, что никакого продолжения не будет, но тут же все услышали:
— Два!
Снова налетел ветер, пытаясь разогнать туман, чтобы дуэлянты не потеряли друг друга из поля зрения, чтобы сумели хотя бы взглянуть, может быть, в последний раз на вершину Карадага и задуматься всё-таки: а стоит ли?..
— Три! — прозвучала погребальным эхом команда секунданта.
Оба дуэлянта одновременно выстрелили.
Дальше последовало какое-то необъяснимое замороженное состояние для всех участников этой трагикомедии, потому что дуэлянты остались стоять как стояли, хотя выстрелили оба! Если бы не умели стрелять — еще, куда ни шло. Но и тот, и другой великолепно владели оружием.
— Выстрелили в воздух! — догадался один секундант.
— Оба! — добавил второй. — Так же, как на Чёрной речке!
Через минуту дуэлянты подошли друг к другу и пожали руки.
— Я думал, — хмыкнул Гумилёв, — последнюю ночь живу в подлунном.
— Я тоже, — взволнованно выдохнул Волошин. — Ведь лучшего стрелка, чем вы, найти сложно. Простите меня.
— И вы меня простите. Я сегодня ночью написал поэму и оставил на столе. Вам оставил. [7] Но сейчас, — поэт искал нужные слова, которые иногда имеют привычку непослушания. — Но сейчас я должен вернуться в столицу. Анна официально выходит замуж за государственного чиновника.
— Как? — изумился Волошин. — Так скоро? Простите, я не знал. Вероятно, поэтому мне сегодня приснилось… Ах, неважно. Вот лучше почитайте в дороге. Это и есть мой сон.
Максимилиан передал Гумилёву листок бумаги, но тот не стал откладывать и сразу же принялся читать вслух:
С каждым днём всё диче и всё глуше
мертвенная цепенеет ночь.
Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит:
ни позвать, ни крикнуть, ни помочь.
Тёмен жребий русского поэта:
неисповедимый рок ведёт
Пушкина под дуло пистолета,
