Если мы признаём, что нельзя без остатка разложить на сумму идей «Божественную Комедию», то мы должны сделать и следующий шаг: признать, что нельзя выделить «прогрессивную» часть мировоззрения Данте и отграничить от нее «реакционную». Известно, что К. Маркс называл Данте среди своих любимых поэтов, часто его цитировал. В то же время Ф. Энгельс видел величие Данте в его тенденциозности, «партийном духе» (см.: 1, 4, 245) [1]. Странной была бы попытка разрушить «тенденцию», чтобы выловить те или иные созвучные сегодняшним нашим настроениям идеи.
Таким образом, нам надо будет соблюсти три условия, чтобы приблизиться к пониманию мировоззрения Данте. Допустить, что эпоха, смысл и цели которой пытался выразить Данте, не только была звеном в исторической цепи, но и выдвинула самоценный тип культуры. Уделить особое внимание «Божественной Комедии» как уникальному мировоззренческому синтезу. И наконец, смириться с тем, что понять мы должны цельный и полный феномен дантовского мышления, т. е. то, что он сам нам предлагает, а не то, что нам хотелось бы включить в «современность».
При этом неизбежно новое понимание, даже если мы будем уклоняться от задач переосмысления. Как только мы подойдем к тексту с самыми естественными вопросами современного читателя, который скорее всего не знает необозримого множества толкований Данте, накопившихся за 600 лет, но причастен историческому опыту человечества второй половины XX в., мы увидим то, чего раньше просто нельзя было увидеть, как нельзя, например, увидеть какую-то часть дороги до поворота. Подобную перспективу Данте называет в последнем сонете «Новой Жизни» новым разуменьем (intelligenza nova): это кристаллизовавшийся из размышлений и переживаний новорожденный дух, спешащий занять свое место среди ангелов высшей сферы, которых схоластики именовали «интеллигенциями».
Итак, мы должны быть готовы к изменениям в нас самих и в нашем традиционном понимании классики даже тогда, когда задача, которую мы ставим, предельно скромна. В классике парадоксально соединяются образы седой древности и юности. Собственно, это один из главных признаков классики. «Малые» творения литературы и философии — единожды прочитанные — живут в одном своем облике. Великое перечитывается заново каждым поколением и заново рождается. Отсюда, в частности, следует, что мы не изменим историческому подходу, если просто попытаемся прочесть Данте. Если мы достигнем того или иного уровня понимания, то новизна его будет неизбежна.
