— Не…
Вода, рвавшаяся из крана, быстро наполняла ванну.
— Хочешь искупаться?
Зизи посмотрела Мишуне в глаза. Тот стыдливо отвел взгляд в сторону.
— Не…
— Трус! — Слово прозвучало хлестко, как пощечина. Такого оскорбления от девчонки не в состоянии выдержать самый толстокожий мальчишка.
Мишуня не оправдывался Он лишь спросил:
— А можно?
— Ну, — ответила Зизи, и глаза ее расширились от любопытства.
— Ты тогда выйди, — предложил Мишуня. Перспектива окунуться в огромную ванну его уже пленила, но сделать это в присутствии девчонки он не осмеливался.
— Еще чего?
Зизи взяла с полки красивый пластмассовый флакон и плеснула из него в воду маслянистую зеленую жидкость. Поверхность воды покрылась белой пушистой пеной. Запахло пряным незнакомым духом.
— Это «бадузан», — объяснила Зизи пораженному происшедшим Мишуне. — Раздевайся. Давай помогу.
Зизи протянула руку и начала медленно растегивать пуговки на его рубашке. Щеки Мишуни налились краснотой, но попытки сопротивляться он не предпринял.
— Ты о чем думаешь? — Зизи хихикнула.
— Ни об чем, — признался Мишуня, хотя именно в это время лихорадочно соображал, что ему делать.
По характеру Мишуня был флегматиком. В классе он держался особняком, мало с кем общался и тем более дружил — не было к этому ни желания, ни интереса. Тем не менее, его никто никогда не трогал Кулаки у Мишуни были крепкие, а к чужим ударам он оказался совсем нечувствительным.
Не общаясь тесно с ребятами, Мишуня не участвовал и в их разговорах о девочках. Более того, он страшно стеснялся, что кто-то может заподозрить его в интересе к ним, и потому поведение Зизи — «фифочки», как ее иногда называли в классе — приводило его в крайнее смущение.
— Ни об чем, значит думаешь об уроках.
Это прозвучало оскорблением: какой вольнолюбивый парень вне школы станет забивать себе башку мыслями об уроках? Надо же такое сказануть!
— Не, — сказал Мишуня, — не об них…
Она распахнула полы его рубашки и коснулась ладошкой широкой груди. Мишуня вздрогнул, и розовая кожа пошла пупырышками.
— Не…
— Ты другие слова знаешь?
По инерции он чуть было не ляпнул «не», однако успел спохватиться. Набычился и утвердительно закивал.
— Раздевайся.
Она сдернула с него рубашку.
— Ты выйди.
Это стало последней попыткой сопротивления.
— Дурак. Обними меня. Неужели боишься?
Мишуня раскинул руки и обхапил ее наискосок, как пьяный обнимает телеграфный столб, чтобы не потерять равновесия.
От Мишуни тянуло теплом и пахло парным молоком. Зизи это понравилось. Она щекой легла на его грудь.
