- Но есть и другие тени, - прошептал царь. - Ты знаешь, Юранн, была женщина, чья красота ослепляла, как огонь, и пьянила, как вино. Она сводила с ума. Я это знаю.
Страх медленно сжимал сердце Рафта. Музыка звучала мучительно, жутко, из мрака выступали мягкие линии женской фигуры, округлые плечи - и тонкие пальцы Юранн, казалось, перебирали плачущие струны.
- Огонь разгорался, - тихо продолжал царь. - В Паитити не было женщины красивее ее. Деревья склонялись перед ней, когда она танцевала. На ее улыбку отвечали камни.
Неожиданно в этой песне без слов зазвучала надежда, и мрак комнаты словно рассеялся, и вокруг зашумел наполненный весенним солнцем зеленый лес. И послышался смех, и ярко зареяли боевые знамена, и раздался звон клинков. И зазвучал мягкий, веселый танец.
Но раздался низкий голос царя, и музыка перешла на шепот.
- Был мужчина, который любил эту женщину и думал, что она принадлежит ему. А она смеялась. Смеялась - потому что знала о власти не меньше, чем о красоте. Ее опьяняла мысль о господстве над Паитити, о господстве над мужчиной, который властвовал.
В песне послышалось торжество победы. В темноте нежно светились женские руки.
- И тогда ее взгляд упал на другого, который не был царем. Она знала - любой мужчина рядом с ней мог повелевать Вселенной и сравниться с самим богом. И это было так! И если в ее объятиях была смерть, то смерть эта была как сладкий яд.
Звонкий издевательский смех слился в музыке с потаенной грустью.
- Она была коварной, - проговорил царь, и в застывшем воздухе эти слова упали тяжело, как камни. - И губы ее были коварны... И белое тело Юранн томилось в ожидании...
Песня почти стихла.
- Это было давно. Очень давно. Теперь уже в ней нет коварства. И царь забыл свою печаль. Перед ним танцуют девушки. Они просят его любви, но ему нечего им дать. Он отдал свою любовь Юранн, самой красивой женщине на свете, и она... она любит его теперь.
И тихо, нежно, покорно заиграла флейта.
- Но царь сошел с ума, - продолжал спокойный, ровный голос, и музыка вновь смолкла. - Был страшный час, когда безумие вселилось в него. Этот час, Юранн, всегда будет с ним и любовь, и безумие следуют за ним неотступно.
Наступила долгая тишина, в которой угадывалась лишь слабая вибрация от водопада, и в ее железной хватке подрагивало все здание замка.
- Мы с Юранн говорим о том, что уже забыто, и о том, чего не забыть, - произнес наконец царь. - Теперь ее язык - музыка, - голос царя неожиданно изменился. - Паитити умрет, но Юранн не должна умереть. И я думаю, что ответ в твоих руках, Крэддок. Но позволю ли я тебе открыть эту тайну - пока не знаю. Сначала нам надо поговорить. У меня к тебе много вопросов.
