— Да, я тобой недовольна. Хватит швыряться вещами, которые тебе не по нраву. Ты должен их положить на место или вернуть тому, кто их тебе дал. Или выбросить.
— Я так и поступил, — возмущенно заметил он. Он явно обиделся на нее, но не потому, что она его побранила, а потому, что не смогла толком объяснить, за что именно она его упрекает, и он чувствовал себя незаслуженно оскорбленным. Розалин вздохнула. Неужели теперь ей придется тщательно обдумывать каждое свое слово? На это ведь никаких сил не хватит.
— Извини, я неточно выразилась. «Выбросить» — значит выкинуть в ближайший мусорный бак или контейнер. А так как поблизости его нет, мы соберем все в корзину и возьмем ее с собой.
— Не думаю, что дикие твари отблагодарят вас за это, леди.
В его тоне сквозил упрек, и Розалин чуть не села от неожиданности. Так вот в чем причина его неряшливости! Он, оказывается, хотел накормить диких животных. Такая щедрость и забота была в глазах Розалин настолько несовместима с образом сурового и жестокого викинга, что она от удивления не сразу нашлась что сказать.
Ненавидя себя в душе за эти слова, она все же вынуждена была заметить:
— Я не думаю, Торн, что в Англии ты где-нибудь найдешь в наши дни диких животных — по крайней мере тех, на которых ты охотился когда-то. Поэтому сделай одолжение, помоги мне тут убрать. Можешь собрать покрывало со всем, что на нем есть, и сунуть его в корзину, а я пока соберу остальное.
С этими словами она подхватила футляр с мечом с покрывала, опасаясь, что викинг опять поймет ее буквально. Прижав к себе свое сокровище, она спросила:
— Я думала, что ты заберешь меч, но ты к нему даже не прикоснулся?
Он наклонился, чтобы собрать покрывало, и ответил, не глядя на нее:
— Больше всего на свете я хотел бы вернуть свой клинок, но без твоего позволения я не могу к нему даже прикоснуться.
— Ты не можешь или не имеешь права?
— Проклятие мне это запрещает. Только тебе позволено передать мне мой меч.
Может, он говорит правду? Вот было бы хорошо — тогда ей не пришлось бы так волноваться.
— А если я тебе его дам?
Он поднял голову и впился в нее таким пристальным взглядом, что Розалин стало не по себе.
— Тогда власть перейдет ко мне. Ты сможешь сделать это для меня?
— Если ты после этого исчезнешь — никогда, — твердо произнесла она, несколько раз для убедительности тряхнув головой. — Меч принадлежит теперь мне. Торн. И я не собираюсь отдавать его кому бы то ни было.
При этих ее словах на лице его отразилось такое унылое разочарование, что она чуть было не предложила ему:
