Собака при виде его зарычала и подалась вперед, как-то странно подпрыгивая. Кетелин, присев, протянул ей руку. Она наклонила голову набок, подозрительно глядя на него.
— Тебе что-то нужно? — спросил Кетелин, узнав в пришельце юношу, который помог брату Лайбану.
— Мне надо пристроить куда-то эту собаку, отец. Советник Рассив велел ее прикончить.
— За что?
— Она укусила Тодхе, когда он пинал старого Лаби… то есть брата Лайбана.
— И сильно покусала?
— Да нет, за икру тяпнула.
— Рад это слышать. Но почему ты решил, что это трехногое создание лучше всего спрятать у нас?
— Ну, вы ведь у него в долгу.
— За спасение брата Лайбана?
— Ну да.
— А он хоть на что-нибудь годен?
— Он волкодав. Боевой пес, ничего не боится.
— Зато ты боишься, — сказал Кетелин, заметив, что юноша то и дело беспокойно поглядывает в сторону открытых ворот.
— Тодхе и меня ищет. Он здоровый бык, и у него есть друзья.
— Значит, ты тоже нуждаешься в убежище?
— Ну нет. Меня-то им не догнать. Пойду домой, к тетке. Похоже, там опять что-то горит.
— Как зовут твою тетю?
— Атала. Она в церковь ходит. Большая такая и поет громко, но фальшиво.
— Я ее помню, — рассмеялся Кетелин. — Прачка, а в случае надобности повитуха. Славная женщина.
— Это верно.
— А родители твои?
— Они ушли в Мелликан на заработки, давно уже. Сказали, что потом пришлют за мной и сестрой, да так и не прислали. Сестра в прошлом году умерла от чумы. Мы с теткой думали, что тоже заболеем, но ничего, обошлось. Брат Лайбан давал нам разные травки, наказывал держать дом в чистоте и крыс морить.
— Да, тяжкое было время.
— Арбитры говорят, что чума пошла от монахов.
— Я знаю. В войне и неурожае тоже, видимо, виноваты мы. Почему же ты не веришь в то, что говорят арбитры?
— Из-за Лаби, наверное, — пожал плечами Рабалин. — Он всегда о любви толкует — не верится мне, чтобы он разносил чуму. Зачем ему это делать? Только не все ли равно, что я думаю.
Кетелин видел в темных глазах мальчика силу, способность сострадать и обрывки воспоминаний. Мужчина, бьющий женщину. Умирающая маленькая девочка, Рабалин, плачущий у ее постели.
— Мне не все равно, Рабалин. И старому Лаби, как ты его называешь, тоже. Я позабочусь о собаке, пока ты за ней не вернешься.
— Джаспер — не моя собака, а Килии. Она привела его ко мне и попросила спрятать. Я приду за ним, как только эта заваруха кончится.
— Береги себя, молодой человек.
— Вы тоже, святой отец. А ворота лучше бы запереть.
— Запертые ворота толпу не удержат. Доброй тебе ночи, Рабалин. Ты хороший мальчик.
