* * *
Спала я плохо – от перевозбуждения, от незнакомых звуков, от того, что одеяло сильно пахло чужими духами, от того, что кровать слишком мягкая, а подушка слишком низкая. В окно то и дело слышался щедрый звон с Святого Сатурнина.
* * *
В семь утра Тулуза уже просыпается. Машины, жующие мусор, с ревом медленно ездили вокруг собора и исчезали в узеньких улицах. В кафе выносили на улицу пачки пластмассовых стульев. Из пикапов грузили ящики, доверху наваленные овощами. Студенты, собираясь стайками, рассыпались по школам и университетам (мой отель стоял в студенческом квартале).
Медленно, медленно я шла по Тулузе, впитывая кожей ее влажный душноватый пыльный воздух, втягивая ее запах – цветов, пыли, удушливого смога, готовящихся блюд и выхлопных газов. В утренней прохладе было разлито обещание полуденной жары.
Розовато-золотистый кирпич зданий, булыжная и плиточная мостовая, узкие улицы с множеством тумб и решеток для парковки велосипедов, белые решетчатые ставни на окнах, пропускающие воздух, но останавливающие – преломляющие – слишком яркий солнечный свет.
Дама Тулуза. Своенравная, прекрасная, открытая, веселая, рабочая, студенческая, приветливая – кого полюбит, того уж полюбит, а кого не полюбила – того не полюбила, и попробуй тут что пойми.
Разве Монфору можно было, увидев, не влюбиться в эту женщину, разве можно было не пожелать ее себе!
* * *
ТУЛУЗСКИЕ КНИГИ. – Самые замечательные книжные магазины находились возле того места, где я жила, – на улице де Тор, отходящей от Сен-Сернена (собора св. Сатурнина), и чуть подальше, на улице Гамбетта. Я по нескольку раз в день бродила по улице де Тор – с ее высокой, запертой в тесноте, темно-серой, похожей на донжон, церковью Нотр-Дам-де-Тор; с кафе «Армагеддон», где постоянно играют в какую-то азартную игру с фишками; с постоянными студенческими стайками в любое время суток; с множеством магазинчиков, торгующих статуэтками, веерами, негритянскими феньками, сумками из грубого полотна с множеством кисточек, катанами и кинжалами, экзотическими духами и резными трубками для курения; с множеством книжных лавочек, из которых самая замечательная – «Окситания»…
Я заходила туда просто для того, чтобы оказаться среди завалов толстых и тонких книг в бумажных переплетах – все они посвящены языкам Лангедока, Окситании, Прованса, Гаскони, разным оттенкам диалектов, – словарей, книг по истории края, сводов и отчетов университета, каких-то совершенно древних (в России бы сказала – «дореволюционных») и неудобочитаемых песенников типа «Любимые песни Окситании»…
